Глаза Клеопатры
Шрифт:
Никита засмеялся:
— Меня вполне устроит разговор с его хозяйкой. Хочу загладить свою вину и в знак примирения пригласить вас в ресторан.
— Спасибо, не стоит. Мы и без ресторана можем считать, что инцидент, как говорится, «исперчен». Я вам тоже много чего наговорила, так что мы квиты.
Никита опешил. Это было совсем не по правилам! Не по древним, как род человеческий, правилам флирта. Она не должна была вот так, с порога, его отшивать.
— Погодите! — воскликнул он. — Почему вы так сразу отказываетесь?
— Ну, во-первых, я
— Это беда поправимая. Меня зовут Никита Скалон, я занимаюсь честным бизнесом, я друг Павла Понизовского, а он только что женился на вашей подруге. Уверяю вас, я не насильник и не расчленитель.
— Спасибо вам от имени всех женщин, которых вы не изнасиловали и не расчленили.
У него опять вырвался смешок.
— Постойте. Вы сказали «во-первых». Значит, есть еще и «во-вторых»?
— Есть. Во-вторых, я устала. И я не люблю ресторанов. Предпочитаю приготовить что-нибудь сама.
— Но если вы устали, зачем же готовить самой? В ресторане все подадут, уберут и посуду вымоют.
— В ресторане нужно держать спину, следить за локтями. Надо переодеваться, краситься, причесываться… Надевать туфли на шпильках. Нет, дома гораздо спокойнее. Да и вкуснее. Хотите убедиться — приходите, еды хватит на двоих.
— Ну вот, теперь мне неловко. Выходит, я напросился в гости. Но я не отказываюсь. Хочу убедиться, что вы на меня больше не сердитесь. Кстати, я даже не знаю, как вас зовут.
— Нина. Нина Нестерова. Ужин будет готов через час. — И она положила трубку.
Стоило ему подойти к дверям, как из дома раздался заливистый лай и тут же голос хозяйки:
— Тихо, Кузя! Свои!
Никита улыбнулся. Приятно сознавать, что ты «свой».
Утренние брючки она сменила на длинный сарафан в деревенском стиле из хлопковой кисеи в розовый цветочек по голубому полю. На ее стройной фигуре и этот простой наряд смотрелся стильно, но, увы, он тоже скрывал ноги. Виднелись лишь маленькие изящные ступни в шлепанцах на крошечном каблучке.
Никита вручил хозяйке две бутылки вина — белого и красного.
— Хотите меня споить? — улыбнулась Нина.
— Я не знал, что у нас на ужин. Выберите то, что подойдет.
— Тогда белое. Я пока поставлю его в холодильник. Присаживайтесь, я сейчас.
— Давайте я помогу!
— Спасибо, я сама.
В столовой был уже накрыт стол на два прибора. Никита прошелся по знакомому дому. Букет свежих цветов в вазе — вот, пожалуй, и все, что выдавало ее присутствие. Наверное, сильнее всего оно ощущается в спальне и в ванной, но он решил пока туда не заглядывать. Не стоит так явно демонстрировать свое любопытство. И в кухне, сообразил Никита и уже двинул было туда, но его внимание привлекла вещь, которой он раньше в доме друга не видел: рисунок в застекленной рамке размером с альбомный лист. Рисунок стоял на книжной полке в гостиной.
Это был легкий эскиз, сделанный несколькими стремительными линиями. Женщина на рисунке была изображена вполоборота, чуть ли не со спины, лицо, почти лишенное
В этот момент в столовую вошла Нина и начала расставлять тарелки.
— Что это? — спросил Никита. — Это ваше? У Павла я никогда этого раньше не видел.
— Да, мое, — сдержанно ответила Нина. — Это эскиз платья. Я модельер.
— Готов поклясться, я знаю эту женщину.
И опять словно тень пробежала по ее лицу.
— Вряд ли. Это просто фантазия. Садитесь, ужин готов.
Он поставил рамку на подоконник.
Ужин оказался изумительным. Нина приготовила салат «Цезарь» с гренками, креветки в пряном соусе и камбалу, жаренную на решетке, с молодой картошкой. Все это было сервировано красиво, как в ресторане. Она зажгла свечи.
Никита чокнулся с ней бокалом белого вина и предложил перейти на «ты».
— Это потрясающе! Не помню, когда я в последний раз так вкусно ел.
— Ничего особенного, — пожала плечами Нина. — Меню самое немудрящее.
— Дело не в меню, а в том, как все приготовлено и подано. Ты могла бы быть…
— Кухаркой? — спросила она насмешливо.
— Ну почему кухаркой? — Никита оглядел стол. — Модельером еды!
— Красиво звучит, — усмехнулась Нина. — Надо будет об этом подумать. Если придется менять профессию.
Никита понял, что невольно ее обидел. Или задел. Был в ее словах, в интонации какой-то ускользавший от него подтекст.
— Между прочим, приглашение в ресторан остается в силе, — озабоченно нахмурился он. — Теперь я просто обязан чем-то ответить на этот роскошный пир. А сам я готовить не умею.
— Как же ты здесь питаешься?
— Приходит женщина из местных, готовит мне завтрак и иногда обед. Ужинаю я обычно в ресторане или у друзей. Кстати, если хочешь, могу прислать ее к тебе. Она и готовит, и убирает.
— Нет, спасибо, — отказалась Нина. — Люблю все делать сама.
— Как же это получилось, что ты оказалась здесь одна? — спросил Никита.
— А что тут особенного? Я устала, мне хотелось отдохнуть, ни с кем не общаться, вести растительный образ жизни.
— И вместо этого общаешься с нахалом, который обидел твою собаку и навязал тебе свое общество. Намек понял. Кстати, где Кузя?
— Бегает во дворе. А как это получилось, что ты не любишь собак?
— С чего ты взяла? — вскинулся было Никита, но тут же сник. — Ну хорошо, не люблю. Не то чтобы не люблю, а… не доверяю. У меня в детстве был случай. Родители мне внушали, что собака — друг человека и так далее. Вот я однажды взял и погладил соседского фокстерьера. А потом мне делали уколы в живот. На всякий случай. Когда тебе пять лет, это впечатляет.