Глаза Клеопатры
Шрифт:
— Тогда, может, конуру и цепь? — не унималась Нина.
— Ну зачем же сразу конуру? Устрою тебе вольер. «Не подходите близко, я тигренок, а не киска». Послушай, давай серьезно. Я куплю тебе кольцо. Надо было заранее, но лучше мы его вместе купим. Выберешь, что понравится.
Ее лицо помрачнело. Никита уже привык к этим перепадам настроения, но все-таки каждый раз пугался, когда ее глаза превращались в бездонные колодцы, впадинки на щеках — в провалы, и все лицо становилось застывшей трагической маской античного театра.
— Мне не нравится сама идея, — призналась Нина. — Не надо мне было
Никите хотелось закричать, но он сдержался.
— Почему? — спросил он тихо. — Ты можешь объяснить — почему?
— Ты не поймешь. — В ее голосе зазвучала горечь. — Я надеялась, что ты поймешь тогда, в Тракае, но ты не понял. Примчался за мной в Москву…
— Нет, ты надеялась, что я рассержусь и плюну на все. А я не плюнул и примчался за тобой в Москву. А теперь давай с самого начала. Почему ты удрала тогда? Почему сейчас хочешь уйти? Объясни, я постараюсь понять.
Теперь у нее на лице появилось хорошо знакомое ему упрямое выражение.
— Ты не сможешь. Все мои объяснения ты сочтешь вздором.
— Я тебя внимательно слушаю. Если тебя что-то мучает… или тревожит… мне это не покажется вздором.
— Между прочим, — вдруг заявила Нина, — я тебя использовала.
Никита отнесся к этой новости добродушно.
— Правда? — спросил он с любопытством. — Это интересно. Обычно бывает наоборот: женщины вечно жалуются, что мужчины их используют. Ну расскажи, как ты меня использовала?
Она смутилась.
— Ты что, не понимаешь? Вообще-то я не из тех, кто ложится с мужчиной в постель по первому требованию. Но тогда, после тюрьмы… мне хотелось почувствовать себя живой. Смыть с себя все это, как ты говоришь. Не смей так ухмыляться!
Но Никита ничего не мог с собой поделать: глупая улыбка счастья и гордости расплылась по его лицу.
— Я тебя прощаю. Я тебе больше скажу: можешь и дальше меня использовать. В хвост и в гриву. Ладно, рассказывай дальше.
Нина опять мучительно задумалась.
— Я неудачница, — призналась она наконец. — Знаешь, мне кажется, я для тебя очень плохая карма.
— Карма? — Никита ожидал чего угодно, но только не этого. — Карма? — переспросил он. — Знаешь, о карме ты лучше поговори с моей мамашей. Хочешь, познакомлю?
— Я же говорила, ты не поймешь. Я так и знала.
— Давай сделаем еще одну попытку. Только без кармы. Что значит — ты неудачница? — Он присел рядом с ней на краешек кровати.
Нина тяжело вздохнула.
— Мне кажется, с той самой минуты, как Маклаков бросил меня в воду, я попала в какую-то яму. И с тех пор все у меня в жизни идет наперекосяк. Вот смотри, — продолжала она, не давая ему возразить, — живу я в коммуналке. Копила на отдельную квартиру, сделала взнос, а компания прогорела.
— Кстати, что за компания? — все-таки перебил ее Никита.
— Да какая разница? «Капиталстрой».
— А такая разница, — наставительно проговорил он, — что ты опять столкнулась с Чечеткиным. Поздравляю. Это он стоял за «Капиталстроем».
— Как? — растерялась Нина. — Мы ходили, узнавали, нам сказали, что руководство компании за границей…
— Давай оставим эту тему, — предложил Никита. — Просто поверь мне на слово. Что там у тебя еще?
— Все, — просто ответила Нина. — Что бы я ни делала, какая-то сила все время отбрасывает меня назад. Копила деньги на машинку — напоролась на Зою Евгеньевну. Потом на Оленьку. Работу потеряла. Деньги опять же. Нашла новую — наткнулась на Чечеткина. В тюрьму попала. А теперь оказывается, и квартиры у меня нет из-за него. А Зоя Евгеньевна — его жена. Выходит, Чечеткин преследует меня всю дорогу. — Она повернулась к нему лицом, и Никита с болью встретил ее затравленный взгляд. — Яма, понимаешь? Я карабкаюсь наверх, всю жизнь карабкаюсь, а земля по стенкам осыпается, и я опять на дне. И еще, мне кажется, я могу принести тебе несчастье.
Тут по его лицу вновь расплылась та же дурацкая блаженная улыбка.
— То есть ты хочешь сказать… Это меня ты хочешь оградить от своей плохой кармы?
— Я так и сказала, — рассердилась Нина. — А ты начал на меня кричать.
Улыбка расплывалась все неудержимей.
— Знаешь, это самое трогательное признание в любви… Я и мечтать не мог… Смотри, я таки выговорил это страшное слово!
— Ты же говорил не о себе. — Нина тоже невольно улыбнулась.
— О себе тоже, — отмахнулся Никита. — В общем, так: если хочешь выбраться из ямы, надо, чтобы кто-то сверху руку протянул.
— А если этот «кто-то» провалится вместе со мной?
— Я не провалюсь, — безапелляционно заявил он. — Все, разговор окончен. Мы женимся, и я покупаю тебе мастерскую. Хочешь, куплю Дом моды Щеголькова?
Нина переполошилась не на шутку:
— Да ты с ума сошел! Ты хоть представляешь, сколько это стоит? Какие это расходы?
— Ну и что? — В его светло-карих глазах горел золотой огонек озорства и азарта. — Если Чечеткин мог их нести, значит, и я смогу.
— Ты же сам говорил, для Чечеткина это была «прачечная». Ты что, тоже собираешься отмывать левые доходы?
Такое предположение обидело Никиту.
— Я давно уже работаю «вбелую». У меня левых доходов нет.
— А разориться не боишься? — спросила Нина.
— Нет, не боюсь. — Он вскочил и возбужденно зашагал по комнате. — Во-первых, у тебя все получится. Я уже видел, как ты работаешь. Помнишь, ты мне рассказывала про стиль кэжьюэл? Про женщин, которым некогда переодеваться? Это отличная идея. Я готов ее финансировать.
— Это очень затратное производство, — стояла на своем Нина.
Никита сел и ласково обнял ее.
— Ну, допустим. У меня будут большие расходы. А что из этого следует? Что у меня уменьшатся доходы.
— И что же тут хорошего? — растерялась она.
Он шутливо чмокнул ее в нос.
— А то, что у меня уменьшится налоговая база, — нараспев, как с маленькой, заговорил Никита. — Чем меньше доходов, тем меньше налогов. Главное, соблюсти пропорцию.
— Ну а если мы не сумеем соблюсти пропорцию? Если выйдем из бюджета? — продолжала хмуриться Нина.
— Ты меня за кого принимаешь? — возмутился Никита. — За дешевку? Я богатый человек! Моя фамилия есть в списке «Форбс»! Просто — я уже тысячу раз говорил! — я не свечусь, как некоторые, по Куршевелям не езжу, футбольных команд не покупаю, довольствуюсь пятнадцатиметровой яхтой вместо авианосца. Но я все это могу себе позволить, не то что какое-то паршивое ателье!