Глаза Клеопатры
Шрифт:
— Мне? — Никита сделал театральную паузу. — Ну, если бы мы жили в идеальном мире, я оставил бы тебя на часок в закрытом помещении наедине с вкладчиками банка «Капитальный» и пайщиками «Капиталстроя». Но мы живем в реальном мире, и я предлагаю тебе уехать. Заигрался ты, Валерий Иваныч. У меня тут, — Никита поднял папку и выразительно взвесил ее на ладони, — много, очень много разного. Да не дергайся ты, это все копии. На, можешь почитать на досуге. Только не затягивай. Часики твои тикают.
— Ах ты ж гад! — От возбуждения Чечеткин начал брызгать слюной. —
— Тихо, тихо, тебе волноваться вредно. Ты ж только что из больницы, хочешь опять загреметь? Я тебе дельный совет даю: рви когти, пока не поздно. По моим скромным подсчетам, ты не миллионер, ты мультимиллионер. — Никита даже не подозревал, что те же самые слова Нина когда-то бросила Маклакову. — Начальство послало тебе «черную метку», ты уже обокрал всех, кого мог, и ловить тебе здесь больше нечего.
— Это мы еще поглядим… — перебил его Чечеткин. — Скотина… Свинья неблагодарная…
Он тяжело дышал, с шумом втягивал воздух ртом при каждом вдохе, и Никита воспользовался этим, чтобы продолжить свою речь, словно его и не прерывали:
— Давай не будем переходить на личности. Благодарить тебя мне особо не за что. Помнишь ту историю с конфискацией телефонов на таможне?
— Ты что, предъяву мне выставляешь? — Лицо Чечеткина вспыхнуло надеждой. — Да это не я! Ментура, ломом подпоясанная, совсем оборзела, мать ее. И потом, трубки-то вернули!
— Но осадок остался, — в тон ему ответил Никита. — А эта история с ЕГАИС [12] ? Я тебе говорил, что могу сделать ЕГАИС? Не-ет, ребята из гэбухи захотели сами, «Атласу» своему поручили, и вот смотри: вся страна на ушах стоит, люди клопомором травятся, в винных отделах — как при Лигачеве, а где ЕГАИС?
— Ну, тут ты сам виноват, — отдуваясь, ответил Чечеткин. — Я тебе говорил, откат нужен, а ты…
— Интересное кино! — засмеялся Никита. — Я систему делаю, и с меня же откат?
12
Единая государственная автоматизированная информационная система контроля за объемом производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртсодержащей продукции.
— А у нас иначе нельзя, сам знаешь.
— Давай оставим это. Никаких предъяв я выставлять не собираюсь. — Никита поморщился. — И откуда из патриотов прет эта уголовная лексика, хотел бы я понять? Ладно, речь не о том. Короче, забудь про свои транши, у тебя бабла и так — лопатой не перекидать. Вали отсюда, пока не поздно. Тебе, конечно, виднее, но я на твоем месте выбрал бы Сейшелы. Во-первых, климат хороший, во-вторых, выдачи нет. Знаешь, какой у них лозунг? «Наша страна — это мы сами». Богатых там любят. Ну и к таким, как ты, отношение терпимое, не то что здесь.
— Это ты о чем? — насторожился Чечеткин.
— Сам знаешь. Можешь прихватить с собой своего хахаля.
Целую минуту Чечеткин сидел молча, пытаясь это осмыслить. Его лицо приняло синеватый оттенок.
— Это… эта… б… — выдавил он из себя наконец. — И где вас черт вместе свел? Надо было сразу ее замочить…
— Неправильный ответ, — жестко прервал его Никита. — Она тебе сочувствовала с самого начала. У нее и в мыслях не было тебя сдавать.
— А я на ее сочувствие клал с прибором! Тебе-то она все выложила, курва!
— Опять ошибаешься. Мне стоило немыслимых трудов добиться от нее правды. Она просила за тебя. Да если бы не она, не стал бы я напрягаться, слил бы инфу Голощапову втемную, и был бы ты уже на том свете. Она взяла с меня слово тебя не трогать. Так что повторяю в последний раз: рви когти, Валерий Иваныч. Мне-то плевать, уедешь ты или останешься, но запомни, если в ближайшие лет пятьдесят она пожалуется мне хоть на сломанный ноготь, если с ее собачкой, не дай бог, что-нибудь случится…
— Что за собачка? — прохрипел Чечеткин.
— А она, между прочим, говорила, что ты плохо учил матчасть, — засмеялся Никита. — У нее собачка есть. Маленькая такая. Она в этой собачке души не чает. Вот она и говорит: если бы ты чем-нибудь пригрозил ее псу, она молчала бы до гроба, хотя и так, без всяких угроз, не собиралась тебя закладывать. Итак, повторяю: моли Бога, чтобы с этой собачкой ничего плохого не случилось, иначе ты покойник. Голощапов тебя и на Сейшелах найдет. Все, разговор окончен.
Чечеткин начал тяжело подниматься с кресла. Ему это никак не удавалось, тяжелое комфортное кресло для посетителей оказалось слишком глубоким. Теперь он хватал воздух ртом, как рыба, вытащенная из воды, и Никита даже испугался, как бы его не хватил удар прямо в кабинете.
— Отдышись, — бросил он сквозь зубы. — На вот, воды еще выпей. А может, «Скорую» вызвать?
— Иди ты на… — Чечеткин уже не хрипел, а сипел еле слышно.
Никита вызвал охранников.
— Проводите Валерия Ивановича до машины, — попросил он, — ему нехорошо.
Два здоровенных лба-охранника послушно подхватили Чечеткина под микитки и подняли с кресла. Он пытался дернуть локтем, но сил уже не было.
— Светлана Андреевна, — вызвал Никита секретаршу через интерком, — запишите себе, пожалуйста, чтобы сменили кресло для посетителей у меня в кабинете.
Напоследок он еще раз встретился взглядом с полными ненависти глазами Чечеткина, обернувшегося на пороге. А потом дверь закрылась.
ГЛАВА 19
Выйдя в приемную, Никита обнаружил, что его дожидается Даня Ямпольский.
— Светлана Андреевна, — приветливо обратился Никита к своей немолодой, солидной и надежной, как скала, секретарше, — вы свободны. Пятница, слава богу, давайте закроемся пораньше.
Светлана Андреевна перевела взгляд со своего начальника на системного администратора, оценила ситуацию правильно и, вежливо попрощавшись, ушла. Оставшись вдвоем, два друга обнялись и принялись отплясывать джигу.