Глаза Клеопатры
Шрифт:
— Значит, натуральную? — счастливо вздохнула Нина. — А у вас есть пошивочные мастерские?
— Есть. У нас в Греции все есть.
— Женские костюмы я сошью сама, — сказала Нина. — Тут только первый акт…
— Ничего, я уже вижу, как из этого платья вылезают доспехи Жанны д’Арк. — Галынин еще раз перебрал все рисунки. — А это что?
В руках у Нины оставался еще один лист в полупрозрачной пластиковой папке.
— Это я хотела вам показать… Вдруг вас заинтересует…
Нина придумала костюм-декорацию. Платье-грон. Парчовый наряд, украшенный
— Это колоссально! — воскликнул Николай, оценив находку. — Только я убрал бы корону — это слишком нарочито — и добавил бы цепь с орденом на грудь.
— Хорошо, — кивнула она, улыбаясь. — Тогда придется взять не парчу, а бархат. Цепь будет смотреться рельефнее.
— Мне кажется, бархат лучше, — примирительно заметил Галынин. — А то слишком похоже на шаляпинский костюм Бориса Годунова. А нельзя ли приделать рукава? Чтобы руки можно было всунуть?
— Конечно, можно, но будет похоже на смирительную рубашку, — предупредила Нина.
— Вот именно! Это же колоссально! Может, не до всех дойдет, но кое-кто обязательно поймет, что власть сковывает. У меня этот костюмчик будут примерять все: Корнуолл, Эдмунд, Освальд, Шут…
— Хорошо, я переделаю и покажу вам.
— Так договорчик, стало быть, подписать? — спросил Николай злодейским голосом Гавриила Степановича из булгаковского «Театрального романа».
— Пусть меня потом хоть расказнят, но выдам вам пятьсот рублей, — в тон ему ответила Нина. — Мне главное установить график примерок.
— Непременно. Между прочим, я хочу это поставить.
— Что? — не поняла Нина.
— То, что мы с вами сейчас цитировали. «Театральный роман». Вот разберусь с Лиром… Вас это интересует?
— Очень. Я обожаю моду 20—30-х годов. Или вы опять хотите вневременной спектакль?
— Наоборот, совершенно стилизованный! — засмеялся Николай.
— Тогда считайте, что костюмер у вас есть.
Ей выдали аванс, она показала эскизы актерам и сняла мерку с каждого. Составили график примерок, потом еще пришлось долго сидеть в бухгалтерии и оформлять заказ на материалы. Нине дали адрес пошивочной мастерской, она позвонила туда и договорилась, что придет на следующий день отбирать образцы. Впервые за долгое время она почувствовала себя по-настоящему счастливой. У нее была работа. Настоящая работа.
У Никиты тоже работы было полно, но никакой радости он не ощущал. С самого утра пришел начальник отдела продаж сотовых телефонов с известием о том, что продажи упали. Его сменил начальник отдела маркетинга с новостью о том, что «Нокия» предлагает большую партию устаревших моделей со скидкой.
— Вы договоритесь между собой, — посоветовал Никита. — Если найдете, кому сбывать, тогда почему бы не купить, раз уступают? Давайте отложим это на завтра. А еще лучше — на послезавтра. Устроим совещание, проведем мозговой штурм. Может, пустим как «первый сотовый вашему ребенку»? Или обмозгуйте идею с реэкспортом.
Еще какие-то досадные мелочи сыпались на него со всех сторон. Он обожал эту работу. Решал проблемы, находил кредиты, партнеров, контрагентов, подписывал контракты. Увы, в этот день ему хотелось поскорее расправиться с мелочовкой и заняться главным, но мелочовка не иссякала. Нашли помещение для представительства в новом районе: он должен взглянуть и одобрить. Пора продлять договор на аренду вышек на Украине, а партнеры «задирают» цену. Надо согласовать с двумя крупнейшими конкурирующими компаниями единые расценки на входящие звонки со стационарных телефонов. Действовать надо быстро, но все тянут время, никто не хочет сделать первый шаг.
А тут еще подвалил Рымарев. Мрачный, как туча.
— Почему вы мне не сказали, что ваша краля в тюрьме сидела?
— Потому что это вас не касается, Геннадий Борисович. Я вам вчера сказал: оставьте ее в покое.
— Никита Игоревич, я не могу работать вслепую. Я должен быть в курсе всех дел.
— Это — мое личное дело, — холодно отчеканил Никита. — Не нравится — дверь вон там, — повторил он Нинину формулу.
Впервые в жизни он увидел, как Рымарев опешил.
— Вы меня увольняете? — проговорил начальник охраны хриплым, потрясенным полушепотом.
— Мне бы этого очень не хотелось, — честно признался Никита, — но, если вы будете вмешиваться в мою частную жизнь, нам придется расстаться. Ну раз в жизни поверьте на слово: мне эта женщина ничем не угрожает. Сидела она не в тюрьме, а в СИЗО, почувствуйте разницу. Ее судили и оправдали.
— «За недоказанностью», — презрительно бросил Рымарев.
— Раз с меня этого довольно, значит, и вам придется этим удовольствоваться, — возразил Никита.
Но Рымарева не так-то легко было сбить с занятых позиций.
— Кто подбросил ей наркоту? Ладно, я верю, что это не ее дурь. Но если ей подбросили, значит, у нее мощные враги. А раз она живет у вас, они станут вашими врагами.
— Геннадий Борисыч, она уже сама справилась с ситуацией. А вот для вас у меня есть задание. Запишите, пожалуйста. В московском женском изоляторе номер шесть сидит женщина, Валентина Степановна Телепнева. Тоже по ложному обвинению. И, кстати, посадил ее Чечеткин. Я хочу, чтобы она вышла. Сможете?
— Посмотрим, — уклончиво ответил Рымарев.
— Буду вам очень признателен, — делано улыбнулся Никита. — И еще одно. Есть некто Соломахин… — Никита заглянул в сделанную заранее распечатку, — Владлен Семенович. Адвокат юридической конторы номер два города Наро-Фоминска Московской области. Ну, это «крыша», — пробормотал он рассеянно. — Так вот, Соломахин Владлен Семенович должен сесть на ее место. Ну, не в женский изолятор, конечно, но, в общем, на нары, раз он из города Наро-Фоминска. Вот объективка.
Рымарев пробежал глазами документ.