Глаза Мидаса-младшего
Шрифт:
На забияке была та же одежда, что и в момент исчезновения, но теперь она промокла от пота.
«Теперь я вспомнил, как он выглядел», — первым делом пришло Кевину в голову. А потом накатил ужас.
Бертрам в ярости бросился на своего врага, но натянувшиеся цепи удержали его. Ноги, руки и шею хулигана охватывали тяжелые черные оковы, лязгавшие, как огромные вставные челюсти. Они надежно приковывали жертву к неровным стенам из раскаленного, черного, дымящегося камня, сменившим стенки шкафа. В похожем на стекло обсидиане
Именно так Кевин и представлял себе ад.
Если, конечно, не считать рыбы.
В Бертрамовом аду рыба была повсюду: билась у его ног, падала ему за шиворот. И вся она пахла хорошо пожеванной фруктовой жвачкой. Должно быть, это был худший кошмар хулигана.
— Мидас, ты труп! — завопил Бертрам. — Попадись мне, и ты труп! Ты заплатишь! — Потом его лицо изменилось. Беснующегося демона сменил напуганный тринадцатилетний мальчик, отчаянно зашептавший: — Пожалуйста! Пожалуйста, Кевин, помоги мне! Мне так страшно! Пожа-а-а-алуйста!
— Прости! — крикнул горе-волшебник. — Я не хотел! Я даже не знал, что ад вообще существует!
Лицо Бертрама снова изменилось. Оскалившись, он рванулся вперед, как безумный, и повис на цепях, которые, казалось, могли удержать и мамонта:
— Идиот! — прорычал хулиган. — Все это создал ты сам! Специально для меня!
Кевин знал, что это была правда. На что бы ни были похожи другие миры, эта версия ада и вправду предназначалась специально для Бертрама.
Ярость хулигана потухла, и он снова стал просто мальчиком:
— Пожалуйста, Кевин, пожалуйста, — прохныкал он. — Я буду хорошим, я буду твоим другом, только вытащи меня отсюда!
А что, если попытаться войти в шкафчик и вытащить его? Сработает ли?
Бертрам протянул руки к своей бывшей жертве, а горе-волшебник попытался дотянуться до его потных, дрожащих пальцев.
Но в его руках оказалась только старая зимняя куртка, лязгающие цепи обернулись вешалками, раскачивавшимися от дувшего из открытого окна ветра, а сам мальчик стоял в пижаме около шкафа.
Впечатления сна и лицо Бертрама уже блекли в памяти, но Кевин чувствовал, что это был не просто ночной кошмар. Дело не только в его ощущениях: по дому все еще витала ужасная вонь гнилой клубники.
Мальчик целую вечность простоял у кровати сестры, не осмеливаясь ее разбудить. В конце концов она сама проснулась и увидела брата, застывшего у ее изголовья наподобие маньяка-убийцы. Девочка опешила, а потом со злости швырнула в него подушкой:
— Думал напугать? Не вышло, — заявила она. — Так что убирайся.
Кевин не шелохнулся. Тэри принюхалась:
— Фи! Что за вонь? Братишка, ты испортил воздух?
— Нет. Тэри, — сказал тот дрожащим голосом, — мне нужно поговорить с тобой.
— Черт возьми, сейчас три часа ночи!
Она окинула его взглядом. Наверно, и в темноте было видно, как он напуган. Мальчик снял очки, оставив их у себя на столе, подальше от розетки, и теперь гадал, насколько жалко выглядит. Что-то было не так. Он уже не мог обходиться без очков. Когда-то все было хорошо и без них. Но он уже даже не помнил, на что это было похоже.
— Волнуешься из-за Николь? — спросила сестра. — Сам знаешь, ты ей нравишься.
Кевин кивнул. Теперь-то он это понял. Должно быть, очки не меняли сознания Николь, потому что им это не требовалось — он и так ей нравился. Конечно, из этого не следовало, что девочка была готова признаться в этом хотя бы самой себе. Но теперь все пошло насмарку.
— Не только, — сказал он вслух. — У меня проблемы, Тэри.
Девочка окинула его долгим взглядом:
— Что-то случилось? — прошептала она. Брат кивнул. — Забирайся. — Тэри кинула мальчику свою любимую подушку, и тот запрыгнул на кровать и уселся, подтянув колени к груди. Конечно, большую часть времени девочка доставляла Кевину сплошные неприятности, но, в конце концов, это входило в обязанности старшей сестры. — Рассказывай. С самого начала.
— Ты мне не поверишь.
Но на ее лице было написано: поверит. Неважно, как глупо и неправдоподобно это будет звучать.
— Я пойму, что ты говоришь правду, — сказала Тэри и добавила: — А если ты разбудил меня среди ночи, чтобы наврать с три короба, я тебя вздую.
Она взяла его замерзшую ногу и принялась растирать ее ладонями.
Кевин рассказал сестре все с самого начала, и, хотя слова ее ненормального брата противоречили здравому смыслу, девочка сделала самую прекрасную вещь, на которую только способна сестра. Она предпочла поверить брату.
Когда мальчик закончил, за окном начало светать. Тэри молча смотрела на него. Наконец она сказала:
— Нам нужно очень хорошо все обдумать.
— Можно я останусь до утра?
Кевин не просил об этом лет с шести, но сейчас ему почему-то не было стыдно. Он все равно не думал, что сестра сейчас его отпустит. Вряд ли ей хотелось оставаться в одиночестве.
— Если не будешь храпеть, — ответила девочка. Потом она передумала: — Хотя храпи сколько влезет.
Они лежали рядом и не могли заснуть. Вскоре рассвет окрасил комнату в серые цвета и Кевин услышал, как отец готовится к пробежке.
Патрик Мидас шел к лестнице мимо открытой двери их комнаты. Увидев внутри сына, он остановился. Тэри притворилась спящей, а ее брат не стал. Он уставился прямо на отца.
Мистер Мидас помедлил немного на пороге, как будто собираясь что-то сказать. Кевину хотелось, чтобы он это сделал. «Если я сказал Тэри, — подумал мальчик, — скажу и отцу. Даже если он мне не поверит, ему все равно придется что-то с этим сделать. Неважно, что».
Потоптавшись у двери, отец пошел дальше. Кевин услышал, как тот сбежал по ступенькам и вышел на улицу.