Глаза Младенца
Шрифт:
Я встал с кровати, давая понять, что мне всё известно, и надо заканчивать разговор. Все точки расставлены. Мне попытались помочь идти, но я сказал, что справлюсь сам. Тогда человек ВОБР услужливо стал раскрывать передо мной двери. Когда мы вышли на улицу, он сказал, что может меня отвезти домой. Я поблагодарил, ответил, что мне ничего не надо, и попрощался. Человек в ответ тоже попрощался, но ушёл не сразу, думая, что я всё-таки попрошу его о чём-нибудь. Я сел на скамейку недалеко от входа в клинику и стал ждать, наблюдая за происходящим вокруг меня. Город, мне показалось, никак не изменился, и на лицах землян было такое же выражение, как и год назад. Словно революция на Марсе прошла мимо них. Я всматривался в лица прохожих. Они бросали на меня в ответ мимолётный
Прошло полчаса, я оглянулся и увидел Антона, который потихонечку, опираясь на костыли, шёл ко мне. Всё вокруг обыкновенно, торопящиеся и спокойные люди, погожий солнечный день, но настал великий момент. Момент прощания. Я мечтал о нём с самого начала, как только познакомился с Антоном, бывало, не верил, что он возможен, но в душе мечтал всегда. Антон не спеша сел рядом. Мы помолчали.
– Как самочувствие? – спросил первым я.
– Всё хорошо, – сказал Антон и усмехнулся. – Если в моём положении можно что-то назвать хорошим. Я ушёл от всех дел и перед операцией сказал врачам, что можно теперь дать мне спокойно умереть и не возвращать к жизни. Я не обижусь. Но меня вернули.
Наступила опять пауза.
– Мне сказали, что твоя операция тоже прошла успешно, и теперь ты свободен, – продолжил Антон. – Мы оба ждали этого момента, и он настал. Мне радостно и грустно. Радостно, что я выполнил перед тобой своё обещание и грустно, что теперь я никому ничего не должен, и мне тоже ничего ни от кого не надо.
– Не всё так плохо. Надо постараться по-другому взглянуть на мир.
Антон внимательно смотрел две минуты на проходящих мимо людей, вздохнул и произнёс. – Всё плохо, как ни смотри, – а потом, словно сбросив с себя всё мирское, обернулся ко мне и мягко сказал. – Ну вот, Лексис, наступило время прощаться. Навсегда, – Антон грустно улыбнулся. – Надоел и я тебе и ты мне. Живи своей жизнью и извини меня за все неприятности и горести, которые я тебе доставил. Правда, и мне досталось. Сильно досталось, но я ни о чём не жалею. Наше знакомство было обоюдополезным, как я и предсказывал вначале. Счастья тебе и твоей семье. Прощай.
– Прощай, Антон. Я не держу на тебя обиды. Что было, то прошло. Но встречаться нам, ты прав, не надо. Я никогда тебя не забуду, как хорошего человека, спасавшего не раз меня от смерти, только потерявшего из виду путеводную звездочку жизни. Но я надеюсь, что ты её ещё найдёшь. Счастья тебе.
Мы посмотрели добрым взглядом друг на друга и обменялись крепким рукопожатием. Я встал и медленно пошёл к стоянке аэромобилей. Я не оглядывался, но чувствовал, что Антон смотрит мне вслед. Мне хотелось обернуться, улыбнуться ему и помахать рукой. Но я этого не сделал, не знаю почему. Теперь я уже был далеко, и оглядываться поздно. Я подошёл к свободному аэромобилю, сел в него и полетел домой.
Я возвращался домой. Что я чувствовал? Огромное счастье. Я прожил месяцы давящих ожиданий, тревожных волнений, сильных страданий, смертельных опасностей и постоянной тоски. Тоски по своим любимым. Но я всё перетерпел и возвращаюсь домой. К своим любимым. Если это не счастье, тогда что оно?
Аэромобиль я остановил не на стоянке, а на пригорке недалеко от усадьбы. Вышел и медленно пошёл к дому. Сад встретил меня благоухающим ароматом и нежным шелестом. Я заметил, что кто-то быстро юркнул в дом, заметив меня. Наверное, домработница. А через полминуты из дома выбежали Поль и Лили. Поль бросился со всех ног ко мне на встречу, а Лили пошла медленно.
Когда Поль подбежал ко мне, я схватил его на руки и прижал к себе. Он подрос, очень подрос. Я – счастливый отец, видящий сына здоровым и окрепшим, не хотел его отпускать, но почувствовал, что Полю не терпелось мне что-то сказать. Я опустил его
– Так получилось, – ответил я, счастливо смотря на Поля.
– А ты больше не уедешь? – с надеждой спросил он.
– Нет, теперь я надолго останусь дома.
– Хорошо. А я защищал маму, и её никто не обижал, но она скучала по тебе и всё равно плакала. Особенно, когда шла война на Марсе, – сказал Поль.
А я смотрел на него. В глазах Поля появилась глубина и свет.
– Папа, а ты тоже воевал? – продолжал расспросы он.
– Совсем немного, – ответил я, поднялся и пошёл навстречу к Лили.
– А мама снова плачет, хотя ты уже приехал, – сказал Поль.
Лили плакала. Мы молча обнялись. Она только прижималась ко мне, а я прижимал её. Я касался губами её волос, щеки, и больше мне ничего не надо было для настоящего счастья. Я вернулся к своим любимым.
Я вернулся домой. Но уже другим. Поль тоже изменился, как и должны меняться, подрастая, дети. А Лили осталась прежней, самой чистой, нежной, красивой и умной для меня, и вполне возможно для многих. Такие люди, как Лили не должны меняться. Ни разумом, ни телом. Она сохранит свою молодость и жизнерадостность очень долго. Потому что такой создала её Мировая гармония, и потому что я буду любить её всегда, а она будет любить меня. А любовь помогает сохранять прекрасное и светлое в людях. Я чувствовал, что мы не будем стареть, пока не устанем жить, и умрём вместе молодыми.
Люди, знавшие меня раньше, удивлялись перемене, произошедшей во мне во время отъезда. Уехал замкнутый, равнодушный ко всему, кроме своих близких, человек, у которого всё валилось из рук, а приехал целеустремлённый, активный человек, у которого всё спорилось. Я успевал поработать в саду и по дому, помогая Лили, и заниматься своим заветным делом. Дневная практическая работа сменялась вечерней теоретической. Полю нравилось быть со мной и в минуты отдыха и в часы работы. У нас было мужское взаимопонимание. Мы часто вместе работали, Поль старался оказать мне помощь, и я охотно принимал её, даже несущественную и малополезную, потому что он должен чувствовать себя настоящим помощником. А в перерывах мы вместе развлекались. Лили глядела на нас радостными глазами, она чувствовала, что я выздоравливаю, и мы с Полем счастливы вместе. Правда, иногда сердилась, что мы не выдерживаем распорядок питания и отдыха. Но сердилась так добродушно, что мы всё равно нарушали режим, но в разумных пределах.
Я рассказывал Полю о марсианском духе и братстве. Что суровые условия закаляли марсиан многие годы, но их сердца не черствели, а наоборот становились добрее. Поль внимательно слушал, а потом спрашивал, когда я снова полечу на Марс и возьму его с собой. Я отвечал, что надо ещё хорошо поработать дома, а потом мы полетим на Марс. Полю скоро будет пять лет, а там уже недалеко и школа. Надо обязательно показать ему Марс, есть время, он уже многое способен понять.
Проходили дни, месяцы, и я всё больше скучал по Марсу, мне не хватало холодного разряжённого воздуха и тёплой проникновенной солидарности. Я чувствовал, думал и смотрел на мир, как марсианин, но был удалён от их мира. Я слушал марсианские новости, но они были поверхностными, и за успехами или сложностями, происходящими на планете, не раскрывалась самоотдача и упорство людей. Но я их воспринимал сердцем. Я общался через Сеть с марсианами, работающими по вопросам развития экологии планеты. Они делились своими подвижками и спрашивали, как идут дела у меня? Я просил их помочь мне в некоторых начинаниях, и они помогали. Я заказал марсианский грунт, чтобы создать у себя искусственные марсианские условия. Мне его доставили, и я построил небольшую теплицу, чтобы удобнее было проводить практические эксперименты с различными сортами земных садовых культур. Поль усердно мне помогал, и также нетерпеливо ждал результатов. Лили тоже загорелась нашими стремлениями, и старалась оказать помощь. А вот её помощь была очень полезной, она за пять лет земной жизни стала настоящим ботаником и селекционером.