Глаза ребёнка
Шрифт:
Терри наконец определила эти нотки, которые уловила в голосе дочери: нотки мнимой детской мудрости, взлелеянной на напускной доверительности взрослого манипулятора. Больше она себя не сдерживала:
— Папе не следовало бы говорить тебе такие вещи.
— Нет, следовало. — Елена начинала злиться. — Папа говорит, что я уже большая и должна кое-что знать.
Терри поняла, что сглупила. Нельзя было допускать этого разговора. Но она также понимала, что не стоит, пока Елена не забыла, говорить
— Можно мне с тобой поиграть? — спросила Терри, переводя разговор.
— Давай. — Улыбнулась девочка, сменив гнев на милость.
С полчаса Терри старательно напоминала себе, что пришла сюда, чтобы заниматься со своей дочерью. Они играли и болтали обо всем и ни о чем, пока не стало прохладно.
По дороге домой Елена о чем-то говорила ей, но Терри, погруженная в собственные мысли, почти не слушала: на душе у нее было так же холодно, как за окнами машины.
Рики сидел на кухне. Завидев Елену, он изобразил ослепительную улыбку и наклонился к ней.
— Как моя деточка?
Он едва не мурлыкал. Возможно, все дело было в ее подавленном настроении, но это еще больше вывело Терезу из себя.
— Неужели нельзя убрать за собой игрушки? — раздраженно выговорила она Елене.
Девочка тотчас засеменила по коридору. Терри показалось, что дочь как-то неожиданно покладиста: уж не желание ли это — пусть подсознательное — угодить родителям, чтобы они были довольны и веселы.
— Как прошел день? — спросил Рики. — В суде все нормально?
— Превосходно, — холодно ответила Тереза. — А что у тебя? Или ты весь день проплакал?
Рики замешкался, затем попробовал примерить вопросительную полуулыбку, которую моментально стерло, как только он увидел взгляд жены.
— Самое забавное в том, — произнесла она, — что ты не умеешь плакать. Иначе, может, я чувствовала бы себя лучше. Но единственное, на что ты способен, — это вызывать жалость к самому себе и лишь для того, чтобы манипулировать мной. Разумеется, Елена этого пока не понимает.
В окно заглянул луч заходящего солнца. Смеркалось. Стоя рядом с Рики, Терри ощущала, как вокруг сгущается тьма.
— Оставь этот оскорбительный тон, — наконец произнес он. — Люди, знаешь ли, по-разному выражают свои эмоции.
— О чем ты говоришь с дочерью?
От женщины не ускользнуло, как напружинилось его упругое тело, а в черных настороженных глазах мелькнул радостный огонек.
— Я всего-навсего выполняю родительский долг, — спокойным тоном вымолвил он. — Я хочу, чтобы Лейни поняла разницу между подлинной любовью и безотчетной пылкой влюбленностью.
Было что-то зловещее в том, как Рики старался использовать пятилетнего ребенка для достижения собственных целей.
— Вон как! — воскликнула Терри. — И что же, по-твоему это такое, подлинная любовь? А то я не уверена, способна
— Так позволь мне объяснить. — Рики выдержал паузу и с нарочитой размеренностью продолжал: — Подлинная любовь — это когда человек берет на себя определенные обязательства по отношению к своей семье и выполняет их, невзирая ни на какие обстоятельства. Это прямая противоположность той безрассудной страсти, которая связывает тебя с Кристофером Паже, чувству поверхностному, лишенному внутреннего содержания…
— В таком случае у меня, видимо, недостаточно тонкая натура, и я не заслуживаю тебя. — Терри осеклась. То, что она чувствовала, было слишком важным, чтобы позволять себе быть саркастичной. — Неужели ты не понимаешь? Мне нравится работать с Крисом. Обстоятельства, говоришь? Он не имеет — и никогда не имел — к этому никакого отношения. И это не я хотела, чтобы ты стал величайшим в мире антрепренером. Это была твоя мечта. А я желала одного — чтобы мы жили подлинной жизнью.
Он покачал головой.
— Тебе не угодишь. С одной стороны, ты хочешь, чтобы я был хорошим отцом для Лейни, а с другой, недовольна именно тем, что я стал для нее хорошим отцом. У тебя никогда не выиграть.
— Ты всегда в выигрыше, Рики, — тихо возразила Терри. — Но на сей раз я не дам тебе выиграть. — В горле у нее пересохло. — Я не позволю, чтобы Елена посвятила свою жизнь тебе.
Рики уперся ладонями в разделочный столик.
— Лейни совсем не то что ты, и она смотрит на меня совсем другими глазами. У нее, как и у меня, богатое воображение. Тебе недоступен тот уровень, на котором мы с ней общаемся. — Голос мужа звучал все более весомо: — Ты должна подняться над своей ревностью и признать, что лучшего отца не найти.
Терри не могла вымолвить ни слова. Ей оставалось лишь принять горькую правду: Ариас свято верил в то, что он незаменим. Он всегда рассматривал Елену в контексте собственных желаний, и если ему требовалось использовать ее для оказания давления на Терезу, он не колеблясь шел на это, искренне считая, что действует в интересах дочери. Терри поняла, что эта правда, возможно, и есть самая страшная. Муж был не просто себе на уме, в глубине души он верил, что счастье Елены неразрывно связано с тем, насколько счастлив он сам.
— Я ухожу от тебя, — сказала Терри.
Рики как будто оцепенел. Погруженные в полумрак, они наблюдали друг за другом.
— Ты не сделаешь этого. — Он старался говорить как можно более ровным тоном. — По крайней мере, не посоветовавшись с консультантом-психологом. Я договорюсь о приеме. Давай дадим друг другу полгода сроку.
Терри не сразу осознала смысл сказанного, а в следующий момент с губ ее сорвались слова, в которых она уже не сомневалась:
— Тебе не поможет никакой консультант. Как, впрочем, и мне.