Глазами богов
Шрифт:
Сегодня первый уик-энд в этом году, который мы решили провести на побережье. Сегодня открываем сезон: едем на орегонские дюны, на наше традиционное семейное барбекю. Нас не было там с осени прошлого года. Такое приятное мероприятие – и такой дерьмовый сон. Тьфу ты! Чуть всё настроение не испортилось.
Постепенно я привык к действительности. Снизу послышались голоса: недовольный сынишка захныкал, отказываясь просыпаться (ему четыре годика, зовут Вильсон); Ли пытается его взбодрить, рассказывая про море, которое ждёт его, и про большие волны; дочь, её зовут Мерил, ушла в ванную, она старшая у нас, ей семь. Слава богу, это был сон – страшные картины ночного кошмара продолжали обрывками кружиться в памяти. «Никаких предрассудков, ковбой, – подавлял я
Было шесть утра, когда мы запихнули последний свёрток в багажник «Джипа» и через минуту тронулись в путь. Через пятнадцать минут мы покинули Юджин и по 126-ой хайвэй помчались на запад.
Раньше мы ездили через Ридспорт, пользуясь южной 38-ой дорогой. Но этот путь длиннее. По 126-ой, через Флоренс, и короче и интереснее. На всём протяжении извилистой трассы такие красивые пейзажи открываются, что словами не передать. По этой дороге хочется ездить и ездить. Горно-холмистые лесные пейзажи никогда не приедаются. А ещё хочу сказать следующее: такие вот минуты, когда я еду со своей семьёй в машине на отдых, одни из самых лучших и трогательных моментов в моей жизни. Во время подобных автопутешествий я чувствую себя счастливей всех счастливых, ощущаю себя самым лучшим семьянином, у которого самая лучшая жена и самые прекрасные дети. И тогда мне хочется похлопать себя по щекам, ущипнуть себя, чтобы убедиться: а не сплю ли я? Ведь подобная идиллия может быть не иначе, как только во сне. Но нет, ущипнув себя, убеждаюсь, что вокруг – реальность: а сам я, что ни на есть, самый лучший и счастливейший родитель и муж.
– Ну ты сегодня стонал, дорогой, – жена напомнила мне про ночной кошмар. – Думала ты своими завываниями и детей разбудишь. Тебя что, резали во сне?
– Приснится же ерунда… – Хотя ночной сон уже не так пугал, постепенно растворяясь в прошлом, я всё же поёжился. Лёгкая тревожность оставалась и оттого, что приснившийся сон как бы опережал события сегодняшнего дня. Создавалось такое ощущение, будто сейчас повторяется сюжет сна: мы всей семьёй едем на дюны тихоокеанского побережья.
– Что моему мальчику такое страшное приснилось? – Ли погладила меня по голове, как ребёнка.
– Забыл, – соврал я. Не рассказывать же мне в подробностях содержание сна про их собственную смерть. К тому же, мы едем на то же место, где они погибли в моём кошмаре. Ли это напугает. Она может расценить это, как плохую примету. Поэтому я в шутку ответил: – Домовой приснился.
– Да уж. Меня домовой так бы не напугал, как твои стоны…
– Дамаёй, дамаёй, – послышался голос Вильсона за моей спиной на заднем сиденье.
– О, кто там проснулся? – мы с женой одновременно в один голос спросили сына.
– Мы где? – Мерил тоже проснулась, стала потягиваться и озираться по сторонам.
– На полпути, – ответил я. – Не ты научила брата этому слову?
– Какому?
– Откуда он знает про домового?
– Не знаю.
– Да ладно тебе, Стив, может он случайно услышал наш разговор с Мерил. Она часто пересказывает фильмы ужастики, – попыталась закрыть тему Ли.
– Пить хоцю, мама. – Сын стал пытаться выбраться из детского кресла.
Ли попросила дочь открыть сумку и достать братику бутылку с напитком.
– Пап, мы волейбольный мячик взяли? – спросила Мерил, откручивая пробку на бутылке.
Меня передёрнуло:
/как во сне… /
– Взял.
Когда Мейплтон остался позади, салон автомобиля стал наполняться океанским просоленным воздухом: долгожданным, неповторимым, романтическим, освобождающим из плена цивилизационной замкнутости в самую что ни на есть настоящую свободу. Запах песка дюн, водорослей и морской воды, вперемежку с хвойным запахом, – необыкновенное сочетание ароматов. И незабываемое. Солёный воздух Тихого океана проникает в салон даже через закрытые окна, хотя до берега ещё больше двадцати миль. Этот запах такой стойкий и откладывается в памяти настолько крепко, что, даже находясь вдали от побережья, его помнишь всегда, и скучаешь по нему, как по кому-то родному. Так, наверное, оказавшись на внутриматериковой части суши, скучает по морю старый моряк, сошедший на берег по выслуге лет.
– Пап, а мы едем «на наше место»? – уточнила Мерил.
– На наше, – за меня ответила Ли.
«Наше место» находится южнее Флоренса, на территории национального парка. По 101-ой дороге, не доезжая полмили до озера Лост, есть незаметный поворот направо, на лесную дорогу, перекрытую погнутым шлагбаумом. Но эту преграду можно аккуратно объехать. Желательно, чтобы в этот момент никто по дороге не проезжал и не заметил вас: въезд на территорию парка запрещён. Но иногда же можно похулиганить. Просто там о-очень красивые места, а до «нашего места» пешком далековато. Полноприводный старина «Джип» доставляет нас туда быстро и без труда. Немного петляешь по лесной дорожке, а затем без труда проезжаешь через пески и барханы к самому берегу, где нет ни людей, ни туристов: безмятежно, тихо и безлюдно.
Спустя час пятьдесят минут мы были на месте. На своём излюбленном месте между двумя высокими дюнами. Благодаря этим дюнам ни нас, ни джип со стороны не видно: ни с севера, ни с юга. Мы как в укрытии. Зато перед нами открываются великолепные виды: с одной стороны – Тихий океан, с другой – сосновый лес. А лес в этом месте – просто сказка. Он до того густой и тёмный, что кажется – это дремучий лес бескрайней тайги. Но его мрачность не отпугивает, а наоборот, даёт уверенность и защиту: лес, как грозный адмирал, одетый в чёрную морскую форму, величественно возвышается со стороны берега над дюнами и будто следит незримыми глазами за Тихим океаном и покоем отдыхающих на берегу людей. Это место самое уединённое на побережье парка. Сюда редко кто заглядывает, в особенности рейнджеры. Они-то нам здесь никак не нужны. Ведь огонь разводить возле леса нельзя. Но мы идём на риск, и до сих пор нам везло. Это уютное местечко мы с женой приметили ещё восемь лет назад, когда впервые обнаружили его. С тех пор считаем его «нашим местом». И если пикник, то только сюда.
За полчаса мы выгрузились, разложили столик, собрали барбекю и приготовили хворост. Дети, как всегда, сразу принялись играть «в догонялки», бегать по дюнам; Ли – готовить завтрак, а я – разжигать мангал.
Погода выдалась ясная, тихая и безветренная. Яркое майское солнце поднималось всё выше и выше, и с каждой минутой становилось жарче. Хорошо, что прихватили с собой зонт, а то остались бы без тени. Прохладу здесь можно найти только в одном месте: в чащобе, под соснами. Уж там тень, так тень. Через густые кроны ни один лучик не проникает. Я посмотрел на сосны, и поймал себя на мысли, что лес хоть и красивый, и величественный, он всё же какой-то жутковатый. Чёрный. Такой тревожный контраст: солнечная яркость тут, на берегу, и тьма там, в лесу. Вспомнился жуткий лес с валежником из кинговского «Кладбища домашних животных».
Ли с детьми убежали купаться. Я, как всегда, «у плиты». Оставшись в одиночестве, вдруг появилось ощущение дежавю, мне вспомнился сегодняшний сон. Естественно, я не стал себя запугивать, как подросток после просмотров ужастиков, а трезво посмотрел на вещи: сны не сбываются, всё это сказки; и, прогнав из головы дурные мысли, сосредоточился на жарении стейков. От них, кстати, уже исходил долгожданный, пряный вкус.
Спустя время, Мерил прибежала за мячом, и они втроём стали играть в волейбол. Когда Вильсон не справился с первой подачей и отправил мяч прямиком на крышу «Джипа», Ли поспешила перевести детей за дюну, подальше от места пикника, чтобы ненароком не разбить посуду на столе. Теперь я видел только взлетающий над дюной мяч. Он подлетал в воздухе, достигая наивысшей точки, и падал обратно, скрываясь за холмом. Потом слышался удар, и мяч снова появлялся, описывая дугу. Один раз он перелетел дюну и скатился на мою сторону. Я подобрал его и отправил им обратно. Они с громким смехом приняли его.