Глазами, полными любви
Шрифт:
Наталья Алексеевна втайне надеялась, что найдется еще хороший человек для дочери, подрастет внук, и будут они с мужем доживать свой век под крылом любящих близких людей. Человек действительно нашелся. Только увез он доченьку с любимым внуком из Новосибирска сначала в «Московию», а затем и того дальше.
На это печальное событие наслоились другие, не менее грустные. Подошел пенсионный возраст. Издательство, в котором супруги трудились последнее время и где, по идее, можно было еще работать да работать, из-за очередного кризиса стремительно теряло заказчиков, скукоживаясь подобно шагреневой коже. В какой-то момент сотрудникам окончательно перестали платить
Оставшись вдвоем во внезапно опустевшем пространстве, супруги на некоторое время как бы впали в оцепенение. Многое делалось по инерции. Перестала радовать даже горячо любимая дача, где на склоне дней проводят свои долгие досуги российские пенсионеры. К чему корячиться над грядками, если вечером не стукнет калитка, и никто ликующе не закричит:
– Баба, мы приехали! А пирожки есть?
Мысль о перемене обстановки стала все чаще посещать обоих. Прожив всю жизнь «во глубине сибирских снегов», любуясь теплым морем пару недель в году, супруги внезапно поняли: оказывается, люди могут лакомиться благами южной жизни не только во время отпуска, но просто жить среди этих роз и магнолий в шаговой доступности от каменистых и песчаных пляжей. Это внезапно пришедшее понимание изумило своей простотой, заставило биться сердца в учащенном ритме.
– Слушай, – словно рассуждая сам с собой, сказал однажды за чаем муж Андрей Иванович. – А почему бы нам действительно не махнуть к самому синему морю? Будем жить, как старик со старухой из сказки. Я начну ловить неводом рыбу, ты станешь стирать мои рубахи в корыте. Помнишь, сколько мы мечтали переехать под старость лет в теплые края. Вот и пришло время. Наши уехали, что нас теперь здесь держит?
– Ты серьезно? – спросила Наталья Алексеевна, поперхнувшись от неожиданности горячим чаем.
– А что? Продадим дачу, добавим немного из сбережений, на избенку, глядишь, насобираем. Только не требуй от золотой рыбки, чтобы она сделала тебя владычицей морскою. Одна такая пробовала, сама знаешь, чем это обернулось…
– Во владычицы я как-то не слишком гожусь. Малюсенькой начальницей за всю жизнь стать не удосужилась. Кстати, про «немножко добавим» анекдот вспомнила. Сын-кавказец приходит к папе и говорит: «Слушай, отэц, у нас на курсе все ребята на занятия на троллейбусе ездят. Только я один на такси. – Не переживай, Вано, продадим немножко фруктов, купим тебе троллейбус, будешь как все!»
– Этому анекдоту знаешь, сколько лет?
– Да хоть сто. Нам-то добавлять откуда? Если продадим ведро смородины, то и на руль, наверное, не хватит от троллейбуса, не то что на избенку..
– Не прибедняйся. Золотых гор мы, разумеется, не нажили, но если правильно перераспределить ресурсы, может и «выкружим» чего.
Словечко «ресурсы» (проще говоря, деньги), довольно редко встречающееся в словаре среднестатистической российской семьи, в жизнь Сергачевых вошло благодаря деловому общению Андрея Ивановича с руководителем одного крупного новосибирского университета. Ректор Юрьев данное выражение очень любил. Он не только часто его произносил, но и на практике оперировал вузовскими ресурсами поистине виртуозно. Благодаря этому университет прирос внушительным новым корпусом, несколькими спортивными сооружениями, двумя кирпичными высотками с квартирами для преподавателей и сотрудников.
Себя умелый администратор также не
С ректором после произошедших с ним пертурбаций супруги более не встречались, но слово «ресурс» прочно вошло в их домашний лексикон. Из всех, с кем доводилось встречаться Андрею Ивановичу на жизненном пути, экс-ректор солидного новосибирского вуза являлся самым житейски умным и смышленым. В сложных ситуациях, требовавших здравого смысла и недюжинной сообразительности, муж Натальи Алексеевны говаривал:
– Интересно, как в таком случае поступил бы Юрьев?
Вот и на этот раз, когда Сергачевы обдумывали свое дальнейшее пенсионерское житье-бытье, вновь всплыла знакомая фамилия.
– Зашел я однажды в ректорат, принес материалы по готовившейся книге, – рассказал муж. – Вижу, сидит усталый, замотанный. Пошла беседа о том, о сем, Юрьев и говорит: «Только бы дотянуть лямку. Бросил бы все, купил небольшой домик в Болгарии и провел остаток жизни в саду под шум морских волн!»
На самом деле после проигранного сражения за университет Юрьев уехал отнюдь не к волнам и плодам, а в Питер. Но идея опального ректора отложилась в памяти и в нужный момент сработала.
При мыслях о южной жизни Наталье Алексеевне тоже время от времени приходили на ум Болгария и Турция – страны, где доводилось проводить отпуск. По серьезному размышлению такие варианты все-таки отпадали. Заграничное житье было не для них. Во-первых, российских пенсий за рубежом просто-напросто не хватило бы на жизнь. Во-вторых, от одной мысли, что под старость лет придется остаться в чужой стране «без языка», без друзей и знакомых, при господстве неизвестных чужих законов, щемило сердце.
Сочи и окрестности этого фешенебельного курорта отпадали по той же причине – несусветная дороговизна. Не у многих российских пенсионеров есть возможность платить втридорога за красивую жизнь.
Подумывали супруги и об Одессе. Но причуды истории сделали этот солнечный город, некогда легендарно-юмористический для всех граждан страны Советов, чуть ли не враждебной территорией. Последние несколько лет известия с родины многих знаменитых писателей-сатириков напоминали сводки с фронта. Там без конца бурлили политические страсти, ожесточенно выясняли отношения два еще недавно братских народа.
Кроме того, побывав в Одессе в те времена, когда Украина и Россия еще мирно, по-соседски шли к светлому капиталистическому будущему, Наталья Алексеевна испытала чувство огромного разочарования. Чудесная легенда об искрящемся, самобытном, полном очарования городе оказалась мифом, или, как бы сейчас сказали, плодом многолетнего пиара. К сибирякам Одесса повернулась совсем не привлекательной стороной своей дородной фигуры. На знаменитой Дерибасовской блеск и нищета смешались в одном флаконе в таких невообразимых пропорциях, что из этого самого флакона несло не утонченным амбре, а помоечным зловонием…