Глазастик и ключ-невидимка (=Девочка по имени Глазастик)
Шрифт:
— Ниточка, скорее на площадь! — крикнул Трот.
Волшебник Алёша подхватил кота Ваську на руки. Они побежали пустыми залами, удивляясь, что никто не попадается им навстречу, никто не пытается их задержать.
Во дворце было тихо и пустынно. Только носовой платок, обшитый тонким кружевом, лежал на блестящем полу.
Волшебник Алёша выбежал из дворца, остановился на верху лестницы, ступени которой веером спускались на площадь, и не узнал города.
Лучи солнца пробились сквозь редеющие
На нижней ступени лестницы стоял молодой скрипач с седыми волосами, и мелодия жизни и освобождения вдохновенно лилась из-под его смычка.
Он не сводил счастливых глаз с девушки, стоявшей рядом. Это была кружевница Миэль.
Миэль глубоко вздохнула, словно пробуждаясь от тяжёлого сна. Она опустила руку, прижатую к щеке и крепко стиснутую в кулачок. Лёгкий красный след остался на нежной коже.
— Неужели?.. — растерянно улыбнулась Миэль, с трудом распрямляя затёкшие пальцы. — Это было так страшно: ветер и пустота…
— Как долго ты летала, как долго длилась смерть… — шептали губы скрипача.
Волшебник Алёша увидел улыбающуюся тётушку Ох, а рядом с ней Глазастика.
Глазастик подпрыгивала на месте и, не переставая, смеялась. И от этого смеха и лучей солнца её юбка стала голубой и пышной, и теперь была похожа на перевёрнутый цветок колокольчик.
— Тётушка Ох, посмотри, как я улыбаюсь! — без конца повторяла Глазастик. — А улыбка не потеряется? А во сне её никто у меня не отнимет? Тётушка Ох, я правильно улыбаюсь?
— Родная моя, — сказала тётушка Ох. — Ты чудесно улыбаешься! Но посмотри, посмотри! Вон старый фонарщик. Он всегда зажигал фонари на нашей улице, и когда у него было хорошее настроение, они становились разноцветными. Как я грустила, когда он улетел. Но теперь он вернулся. А вон тётушка Крем! Забыла, какие она пекла пирожные? Она тоже вернулась. Все возвращаются!
— А я ещё умею смеяться! — не умолкала Глазастик. — И я теперь могу дружить с Вихриком, правда?
— Правда, правда, правда!.. — послышалось откуда-то сверху. — Глазастик будет дружить со мной! Поэтому я не улетел с королевой Ветреницей!
Мелькнули вечно беспокойные руки Вихрика. На этот раз они освободили тонкое кружево, привязанное к руке скрипача, с которым он не расставался с тех пор, как улетела Миэль.
Кружево полетело над площадью, свиваясь кольцами и распускаясь, и казалось, волны смеха поднимают его и несут.
Катя услышала звук шагов и оглянулась. Позади неё в высоких дверях стоял Побегушка.
Побегушка сбросил вниз с лестницы поднос, и тот с грохотом заскользил вниз по ступеням, подскакивая и блестя.
— Слышала мои шаги, Тс-с? — крикнул он. — Теперь я не улечу!
Внизу на площади старый актёр читал детям весёлые стихи. А птицы, наклевавшись вкусных крошек, которые им кидали из окон старушки, теперь смирно сидели на ветках и с почтением слушали мудрую Кукушку. Для такого случая она позволила себе на время покинуть свои часы.
— Неплохо бы перекусить, — облизнувшись, сказал кот Васька. — Обедать, между прочим, пора, а не смеяться.
— А где же король, где все придворные, стража? — оглядываясь, спросил волшебник Алёша.
— Вы ничего не знаете? — удивился Побегушка и тут же звонко рассмеялся. — Что было! Я спрятался за креслом и всё видел. Король закричал королеве Ветренице: «Они улыбаются! Я не могу слышать их смех! Я боюсь их улыбок! Скорее унеси меня отсюда!..» Королева Ветреница завернула его в свои волосы, обхватила рукой и полетела. Остальные уцепились за её плащ, а кто не успел, побежал следом. А король ещё твердил на лету: «Мне холодно, холодно, теперь я, наверно, никогда не согреваюсь… Простужусь». Но тут они скрылись из глаз, и это всё.
— Что ж, пожалуй, это наилучший выход, — задумчиво сказал волшебник Алёша. — Как вы считаете? О, несомненно…
А внизу на площади тётушка Ох попеременно целовала то Ниточку, то Глазастика, то опять Ниточку.
— Я смастерю такой замок на воротах в страну королевы Ветреницы, что король никогда не сможет его открыть, — сказал Трот.
— А он и не захочет, — убеждённо сказала тётушка Ох. — Потому что он трус и ничтожество. Побоится!
Из дворцовых дверей бочком вылез джинн. Он словно покрылся пятнами ржавчины. Он двигался с трудом, в его глазах застыла тоска. С видом побитой собаки он робко приблизился к волшебнику Алёше.
— О мой старый повелитель! — Джинн виновато хлюпнул носом. — Позволь мне снова быть твоим верным рабом. Я согласен на всё. Пусть моим пристанищем станет кофейник, крынка для молока, всё, что ты прикажешь. Я согласен жить в бутылке от кефира. Лишь бы только я мог ещё раз услышать столь бесценные слова: «Слушай и повинуйся!»
— Бессовестный! — Волшебник Алёша в сердцах оттолкнул громадную руку джинна. — Не ждал я от тебя такого.
— А может, это был не я? — с надеждой спросил джинн. — Может, это был какой-нибудь другой джинн?
Но по укоризненному взгляду волшебника Алёши он всё понял и с сокрушённым стоном опустил голову.
А между тем скрипка всё пела и пела. И все люди на площади взялись за руки, и весёлый хоровод праздничных лиц и улыбок закружился по площади.
Мимо волшебника Алёши, шатаясь, прошёл Мираклюс.
Казалось, он ещё постарел за это время, сгорбился, стал ещё меньше ростом.
Он шёл и тихо звонил в маленький колокольчик. Наклоняя голову, прислушивался к этому звону и снова звонил.