Глеб Белозерский
Шрифт:
Опираясь на плечо Власия и волоча больную ногу, Глеб не без труда добрался до соборной церкви, поклонился праху Феодоры, отстоял службу, которую провел по случаю его приезда игумен Иринарх.
Потом Глеб Василькович выразил желание посетить восточное побережье Белого озера вблизи весянской деревушки. Место для него было памятным. Там, возле огромного отшлифованного многовековыми ветрами и дождями камня, он встретился с весянкой Василисой. Тогда он назвал себя княжеским дружинником. А потом обман раскрылся, женитьба на ханской дочери надолго
– Не советовал бы в такую погоду плавать по озеру, - сказал Власий.
– Вишь, небо хмурое и дождик накрапывает.
– Хочется повидать любимое место охоты, - соврал Глеб.
Он все-таки уговорил Власия совершить плавание к знакомому камню. Два дюжих дружинника взялись за весла. Власий помог Глебу забраться в просторную лодку. Озеро было беспокойным, поэтому от берега далеко не отплывали.
Вот и прогалина в прибрежном оголенном тальнике. Приметный серый камень. Лодка врезалась днищем в прибрежный песок и накренилась на бок.
– Изволишь, князь, высадиться на берегу?
– спросил Власий.
– Пожалуй, нет, - ответил Глеб.
– Устал я. Погляжу на этот прибрежный камень, и тронемся в обратный путь…
Когда дощаник, подхваченный течением Шексны, отплыл от Белоозера, Глеб взирал на маковки церквей и башенки княжеских палат, прослезился. Предчувствие подсказало ему, что все это он видит в последний раз.
Вернулся Глеб в Ростов совершенно разбитый от плавания и впечатлений. Он не смог самостоятельно добраться до княжеских палат. В палаты его внесли на руках. Он свалился в постель, чувствуя полный упадок сил.
Глеб плохо улавливал то, что докладывал ему племянник Дмитрий. А он сообщал о строительстве Сретенского храма, о работах ростовских богомазов, написавших для нового храма образа, о просьбах купцов расширить гостиный двор и еще о каких-то текущих делах. Глеб машинально кивал головой, отвечая невпопад на слова Дмитрия.
Потом приходила Василиса и говорила что-то ласковое, доброе. Ему было приятно от того, что он с ней, он брал ее за руку, прижимал шершавую ладонь к своей щеке, ощущая ее тепло. От ее близости Глебу становилось легче, мысли становились более отчетливыми, связными. Он вспомнил о своей недавней поездке и стал рассказывать:
– А я был у нашего большого камня…
– У какого камня?
– Помнишь наш большой серый камень на берегу Белого озера?
– Как не помнить.
Глеб сбивчиво, сумбурно стал вспоминать их встречи у валуна. Вспомнил, казалось бы, все мелкие детали. Потом речь утомила его, и он задремал.
Михаил возвратился из Орды глубокой осенью, когда деревья уже сбросили листву и вереницы гусей и уток устремились на юг. Отца он застал полностью прикованным к постели. Однако Глеб был в полном сознании. Он попросил сына подложить ему под голову вторую подушку и немного привстал, чтобы лучше слышать. Михаил стал пространно рассказывать о своей поездке.
Обстановка
– То, что ты рассказал, говорит об одном, - произнес Глеб.
– Ордынцы грызутся между собой.
– Не начало ли это конца Орды? Не признаки ли ее распада?
– спросил Михаил.
– Нет, сынок, не думаю. До распада еще далеко. Придет к власти какой-нибудь хан, который железной рукой утихомирит соперников, укрепит центральную власть. Но пока эта власть расшатывается. Все признаки на лицо.
Глеб стал уговаривать сына поспешить в Белоозеро.
– Поезжай к себе. Настасьюшка, небось, заждалась тебя.
– Никуда я не поеду, пока не смогу убедиться в твоем выздоровлении, батюшка.
– Боюсь, что не дождешься моего выздоровления, сынок. Скорее дождешься моего конца…
На следующий день Глеб Василькович призвал к себе племянника Дмитрия. В то время при нем находился и Михаил.
– Хочу вам сказать, дети мои, предсмертное напутствие, - начал свою речь Глеб слабым голосом.
– Чувствую, что осталось мне жить на этом свете считанные дни. Совсем я ослаб. И пища не идет впрок. Живите, мои дорогие, в мире и согласии. Ты, Митенька, наследуй ростовский стол. Признавай, Михальчик, в Дмитрии старшего в семье, уважай его. А ты, Митенька, не обижай двоюродного брата.
– Зачем я стану обижать Михаила, - сдержанно произнес Дмитрий.
– Вот и хорошо. Протяните друг другу руку дружбы. Вспомните, какими сердечными друзьями мы были с Борисом. А вас, мои дорогие, я что-то редко видел вместе.
Дмитрий не слишком охотно протянул руку Михаилу.
Глеб Василькович еще долго наставлял сына и племянника. Но голос его слабел. Он часто прерывался, чтобы передохнуть и отдышаться. Наконец отпустил обоих, а Дмитрия попросил напоследок:
– Позови, племянничек, ко мне владыку Игнатия. Хотел бы исповедаться перед своим концом.
– Может, не надо, батюшка? Исповедь - это на крайний случай, - возразил Михаил.
– Наступил этот крайний случай. Зовите владыку. Пришел епископ Игнатий, строгий, бесстрастный. Начал исповедь, задавал общие вопросы, какие обычно задавались. Глеб отвечал односложно, ожидая скорейшего конца беседы. Но владыка был неумолим.
– Какой из грехов князь ты считаешь самым серьезным?
– Мог больше выкупать полонян, избавить их от неволи.
– Ты и так выкупил немало полонян, делал доброе дело. Разве этого мало?