Глобалия
Шрифт:
Она почти кричала, и Анрик огляделся по сторонам, чтобы увериться, что в переулке по-прежнему безлюдно.
— Это неправда, слышишь?
Кейт с такой силой вцепилась в плащ Анрика, что фетр затрещал у нее в руках.
— Осторожно, — вскричал он, — Это старинная вещь! Ты его порвешь.
— Плевать мне на твой плащ! Посмотри на меня. Ты меня слышишь? Это все неправда! Байкал хотел сбежать вовсе не поэтому. Теракт тут ни при чем. Он хотел свободы! Хотел увидеть бескрайние луга, грозовые небеса, все, о чем мать ему рассказывала в детстве! Байкал — поэт, а не террорист!
Все эти дни, когда она мучилась от неизвестности и одиночества, ждала, терпела унижения, в один миг всплыли в памяти Кейт. Внезапно она разрыдалась, уткнувшись Анрику в плечо. Несмотря на охватившее его смущение, он нежно погладил ее по волосам, судорожно оглядываясь по сторонам. Кейт успокоилась.
— Прости, — сказала она.
А потом по-дружески взяла его за руку, и так они пустились в обратный путь: легкая, теплая рука девушки в ледяной, дрожащей руке Анрика.
Улицы являли собой удручающее зрелище. Потоки воды несли отбросы и нечистоты. Мимо, фальшиво горланя какие-то песни, проходили компании гуляк. Лица с растекшимся макияжем напоминали уродливые маски. Праздник был еще в разгаре, но ко всеобщему веселью уже примешивалось уныние, ведь все знали, что дождь будет беспрерывно лить всю следующую неделю и придется безвылазно сидеть дома и скучать. Это было слишком дорогостоящее мероприятие, чтобы проводить его несколько раз в год, а потому всем осадкам давали выпасть за один раз, в течение восьмидесяти дней, пока не восстановится равновесие в экосистеме.
Дойдя до квартала, где жила Кейт, они попрощались. По дороге домой Анрик успел во всех подробностях обдумать план предстоящей битвы. Чтобы отыскать Байкала и восстановить справедливость, нужно было сначала найти ответ на множество вопросов. Кто принял решение о высылке? С какой целью? Что представляют собой антизоны, в которых он якобы скрывается?
Эта история, вкупе с его собственным несправедливым увольнением из «Геральда», заставила Анрика по-новому взглянуть на мир вокруг него. По сути, если не считать некоторых старомодных воззрений, унаследованных от бабушки, Анрик всегда был лояльным глобалийцем. Он был искренне убежден в том, что ему выпало великое счастье жить в совершенном демократическом обществе. А теперь его терзали смутные сомнения, и от этого Анрику делалось не по себе.
В толпе ему виделись одни только тупые, обрюзгшие лица. Как обычно, несмотря на праздник, из торговых центров выходили десятки покупателей, толкая перед собой тележки, доверху нагруженные разными сладостями и другими ненужными вещами. Их искусственно созданные желания, едва исполнившись, сразу же оборачивались разочарованием: яркие наряды выцветали, заводные игрушки ломались, у моющих средств заканчивался срок годности. Запрограммированное устаревание вещей давно стало частью привычного жизненного уклада. Каждому было известно, что это необходимое условие успешного функционирования экономики. Приобретать новые товары считалось неотъемлемым правом каждого гражданина, но долгое обладание угрожало бы постоянному обновлению производства. Вот почему гибель вещей была изначально заложена в них самих, и механизм ее проектировался не менее тщательно, чем сами товары.
Анрик чувствовал, как им овладевает самое черное уныние.
Между тем он вышел на площадь, которая была залита водой настолько, что напоминала неглубокий бассейн. Прохожие пересекали ее, закатав брюки и умиляясь при виде чего-то, что плавало у них под ногами. Когда Анрик тоже отправился вброд, его больно цапнула за щиколотку чья-то красная клешня. Он вскрикнул, вызвав приступ всеобщего веселья. Оказалось, он совершенно забыл, что в этот день, помимо Праздника дождя, отмечался еще и День краба. По площади ползали сотни черных, серых, красных, больших и маленьких существ с клешнями. Вокруг импровизированного бассейна разместились палатки, торговавшие безделушками в форме краба, лакомствами со вкусом краба (конечно же, искусственного происхождения) и разными другими вещами с изображением вышеозначенного животного. Вне себя от злости, Анрик едва не раздавил одну из этих отвратительных тварей. Сотрудники Зоозащиты стояли неподалеку, скрестив руки на груди, и бдительно следили за происходящим. Сделай он нечто подобное, они не преминули бы составить протокол.
Анрик поднялся к себе по пожарной лестнице, перескакивая через ступеньки и чертыхаясь. Его каморка выглядела еще более запущенной, чем раньше. Но теперь впечатление беспорядка создавали разбросанные повсюду бумажные листы, а с точки зрения Анрика, бумага не имела ничего общего с грязью. Едва успев войти, он бросился на постель и включил экран, чтобы узнать последние известия.
Спорт снова занял в новостях главное место. Анрику пришлось добрых четверть часа выслушивать результаты всевозможных соревнований, смотреть интервью с болельщиками и фрагменты матчей. Затем последовала нескончаемая череда катастроф, а за ней — репортаж о гигантской стройке, которая должна была соединить в единый комплекс три безопасные зоны, расположенные на Урале.
Анрик уже принялся было позевывать, когда на экране возникло лицо Байкала. Дикторский голос за кадром объявил, что сейчас начнется специальный репортаж о борьбе с терроризмом. Репортаж предваряли титры, в которых вкратце излагались предыдущие события, так что создавалось впечатление, будто это какой-то нескончаемый телесериал. В тот вечер зрителю предлагалось перенестись в Малайзию. Живописная панорама побережья и островов, снятая с самолета, служила фоном для тревожных сообщений о том, что были обнаружены новые ответвления «Сети». Десять мужчин в набедренных повязках злобно смотрели в камеру. У этих людей было изъято большое количество взрывчатых веществ, и они сознались в своей принадлежности к террористической организации. Затем последовало интервью какого-то политолога. Примостившись на краю фонтана во дворе своего исследовательского центра, он глубокомысленно вещал, осторожно подбирая слова, но в результате не сказал ничего, кроме обычных банальностей. Политолог разъяснял зрителям, почему все эти события, с одной стороны, были вполне закономерны, а с другой — совершенно непредсказуемы. В конце передачи была представлена подробная схема преступной организации. Вокруг Байкала располагались разнообразные пособники, посредники, сообщники, составлявшие центральное звено. Ниже шли боевики второго эшелона, а на следующем уровне — четырнадцать террористических ячеек, на данный момент выявленных в мире. Многие ответвления были помечены вопросительными знаками.
Затем начался прогноз погоды, как всегда чрезвычайно лаконичный, поскольку он сводился к перечислению населенных пунктов, где были неисправны пушки для разгона облаков.
Анрик раздраженным жестом выключил экран и во весь рост вытянулся на кровати. Вся эта история казалась все более невероятной. Если бы даже он не проникся таким доверием к Кейт, то все равно никогда в жизни не поверил бы, что между исчезнувшим студентом и огромной террористической организацией, которой он якобы руководил, может быть нечто общее.
Но повторяющиеся один за другим репортажи, изобилие и точность сведений, которые в них сообщались, могли убедить кого угодно. Было почти невозможно представить себе, что одновременно столько людей ошибается или тем более лжет. Анрик почувствовал, что его убежденность поколеблена. Мысль о том, что Байкал все-таки может быть виновен, постепенно овладевала его умом. Меланхолия, усталость и треволнения последних дней — все располагало к пессимизму и сомнениям. Но Анрик изо всех сил старался не поддаваться этому искушению.
Он чувствовал себя страшно одиноким и не знал, как справиться со всеми навалившимися проблемами.
В конце концов он уснул, одолеваемый мрачными мыслями. И только глубокой ночью, проснувшись, чтобы глотнуть воды, заметил бумажку, которую кто-то подсунул под дверь.
Записка была упакована в умело сложенный и склеенный листок бумаги, который когда-то именовался конвертом. Такие вещицы давно стали редкостью. На конверте каллиграфическим почерком черными чернилами было написано имя Анрика. Сперва он подумал, что это от Кейт, и удивился, как здорово она владеет пером.