Глория

Планета была покрыта водой почти полностью. Из многокилометровой толщи северного океана поднимались крохотные, обветренные ветрами и изъеденные волнами, клочки суши. В южном полушарии волны разбивались в мельчайшие солёные брызги о скалы огромного острова, самого большого на всей планете, так похожей на Землю.

Земля...

Это было старое слово, старое, как само Время, смутное воспоминание о безвозвратно ушедших днях.

Люди в корабле уже почти не помнили Землю, двадцать лет запертые в стальном упорядоченном хаосе стен, переборок, люков, грузовых отсеков. Для главного бортового компьютера Земля была лишь набором цифр и астрономических координат в самом начале пути. Компьютер хранил в своих кристаллических схемах воспоминания о Земле, маленькие кусочки кибернетической памяти несли в себе закодированную память тысяч лет: от структуры ДНК до космических полётов в гиперкосмосе, всю необходимую информацию, которую могли собрать ученые далекой Земли, превратившейся для людей корабля в далёкий, покинутый навсегда сон.

Людям не повезло в их поисках.

Трижды они видели звёзды незнакомых созвездий, трижды свет солнц чужих планетных систем проникал сквозь прозрачную броню иллюминаторов и отражался в глазах людей. Трижды ликование и восторг от призрачных надежд обрести, наконец, дом, вдохнуть чистый воздух и почувствовать землю под ногами, сменялись горечью разочарования — обнаруженные планеты не были пригодны для жизни.

И когда ночь гиперпространства в четвёртый раз сменилась ярким днём новой звезды, произошло самое страшное и непоправимое событие, которое только могло произойти.

В момент выхода из гиперкосмоса в обычное пространство силовая установка гиперпривода вышла из строя. Напряжение в цепях упало и в считанные доли секунды силовые трубки, искривляющие метрику пространства, взорвались, превратив всю остальную аппаратуру установки в пыль.

Люди оказались в клетке, из которой не было выхода. Врата к звёздам закрылись навсегда, но люди пока не знали об этом.

Взрыв повредил контур главного реактора корабля. Уровень радиации быстро возрос и аварийная система отделила машинное отделение от остальных отсеков корабля специальными защитными щитами.

Главный компьютер корабля в этот момент получил сообщение от двух поисковых зондов, запущенных для разведки планетной системы. Проанализировав полученную информацию, кибермозг сделал вывод, что третья планета землеподобного типа вполне пригодна для жизни.

Через три минуты после взрыва уровень радиации достиг угрожающего предела. Экранированные переборки пока ещё удерживали мощный поток излучения, рвущийся наружу из машинного отделения, но все, кто находился там в момент аварии, получили смертельные дозы облучения. Главный энергетик корабля умер почти мгновенно, успев лишь запустить систему

Аварийная капсула, внутри которой находился вышедший из-под контроля реактор, покинула корабль. Её маршевые двигатели работали на полную мощность, стараясь вынести капсулу как можно дальше от корабля — в любую секунду в поврежденном реакторе могла начаться неконтролируемая цепная ядерная реакция.

Лишенный своей главной энергетической установки, «Атлант» вошел в атмосферу третьей планеты чужой солнечной системы. И тогда люди увидели океан, огромный и величественный...

На огромном острове планеты, покрытой водой, был Город — безлюдный и пустой. Его молчащие улицы и тихие дома, казалось, ждали чего-то. Пыль и запустение царили кругом, лишь черные башни в центральной части Города гордо поднимались вверх, в небо, неподвластные времени. Казалось, что ничто не нарушит их покой.

Но однажды небо раскололось молниями взрывов и грохотом ракетных двигателей. Огромный корабль опускался на Город. Все вокруг осветилось мертвенным синим огнём. Ослепительные белые молнии из чёрных грозовых облаков огненными копьями били в корпус корабля. Он падал, величественный и гордый, грохот его двигателей сотрясал землю и башни Города дрожали, как пальцы в лихорадке.

Вой перешел в дикий рёв, казалось, небо рвётся на части и падает на землю. Тысячелетняя пыль поднималась вверх, закипая в огненных столбах, вырывающихся из ракетных дюз. Синее пламя выжгло в центре Города ровный круг безопасного приземления и пыль закрыла обгоревший при посадке корпус корабля. Рёв перешёл в тихое басовое гудение, которое вскоре тихо затихло.

Исполинская колонна корабля возвышалась над самыми высокими зданиями Города и казалось, что черные городские башни с ненавистью смотрят на непрошеного гостя.

Пыль медленно осела с едва слышным шорохом. Из пустых и холодных теней домов выползла тишина. Тишина была звонкой, почти оглушающей, и в этой тишине едва слышным, чужим звуком послышался щелчок открывшегося главного люка...

До сих пор трудно вспоминать всё, что было. Теперь вспоминаешь то, что было много лет назад, и словно живёшь заново, снова слышишь те же самые звуки, которые слышал тогда, видишь то же, что видел тогда, и всё это кажется реальным до боли, до хруста костей сжатых кулаков.

Когда открываешь глаза, всё кажется вокруг призрачным — и серая, тёмная вода реки, крик чайки, белым крылом разрезающей опускающийся туман, и сырость мокрых камней сквозь подошвы ботинок, холод бетонной стены за спиной, и едва слышный шелест наползающей на берег свинцовой волны.

Память — безжалостный хирург. Только позволишь ей — и она вскроет острым хромированным лезвием скальпеля старые зажившие пласты воспоминаний и будет перебирать их тонкими длинными пальцами — это был хороший день, а это плохой, вот это было неплохо, а это не хочется и вспоминать. Она будет крутить прожитые дни и так и этак, смотреть их на свет, причмокивать губами, осуждая или хваля, и успокоится, разложив всё по полочкам, по привычным местам, похожим на старое кресло-качалку с продавленным сидением и клетчатым пледом в ногах. Она успокоится на время, чтобы ожить от какой-нибудь мелочи, какой-нибудь занозы в памяти — ожившего воспоминания. И так будет всегда.

Иногда мне кажется, что память — это единственное, чем обладает человек на самом деле. Родители, друзья, враги — все уходят, дни уходят, года пролетают, время бежит и только память остается.

Там, в твоих воспоминаниях, время идет так, как надо тебе. Там, в памяти, ты можешь пустить время вспять или заставить его мчаться со скоростью мысли. Ты можешь остановить время, чтобы рассмотреть его получше и вспомнить то, что дорого тебе, а можешь быстро прокрутить его вперед, чтобы не видеть то, чего ты стыдишься, что прячешь на самом тёмном дне своей памяти...