Глотка
Шрифт:
Даже Алан Брукнер на секунду улыбнулся.
Затем он обернулся и посмотрел на Джона, который стоял, держа руки в карманах, как и его отец, и молча разглядывая ковер под ногами.
– Джон, а Грант Хоффман тоже будет на похоронах?
Я вспомнил, как Алан спрашивал меня о Гранте Хоффмане, когда он был еще одет в провонявшую одежду, а в раковине в коробках из-под пиццы копошились тараканы.
– Понятия не имею, – ответил Джон.
– Это один из наших самых перспективных кандидатов на степень доктора философии, – пояснил Алан, обращаясь к Марджори. – Начинал у меня, но
– С ним все было в порядке, – сказал Джон.
– Грант обычно приходил ко мне после консультаций с Джоном, но в последний раз он даже не заглянул.
– Он не пришел шестого числа на консультацию, – пожаловался Джон. – Я прождал его целый час, не говоря уже о том времени, которое потратил, катаясь туда-сюда в автобусе.
– Он заходил к вам домой? – спросил я Алана.
– Так точно. Примерно раз в неделю. Иногда помогал мне убираться в кухне. Мы говорили о том, как движется его диссертация и вообще о всякой всячине.
– Надо было тебе позвонить этому парию, – сказал сыну Ральф.
– Я был очень занят. В любом случае – у Хоффмана нет телефона. Он живет в однокомнатной квартирке где-то в нижнем городе, и его можно позвать к телефону только через хозяйку. Кстати, я вообще ни разу ему не звонил. – Джон посмотрел на меня. – Хоффман преподавал в какой-то школе в нижнем городе, потом ему удалось скопить немного денег и заняться диссертацией. Ему было тогда не меньше тридцати.
– А аспиранты часто исчезают подобным образом?
– Время от времени они действительно бросают все и пропадают.
– Но Грант Хоффман не из тех, кто может все бросить и пропасть, – сказал Алан.
– Я не собираюсь тратить время на раздумья по поводу того, куда делся Грант Хоффман, – заявил Джон. – Если бы он попал под автобус или сменил имя и уехал в Лас-Вегас, наверняка нашлись бы люди, которым было бы об этом известно.
Дверь отворилась, и «Зовите меня просто Джойс» впустила в часовню нескольких мужчин в деловых серых и синих костюмах. За мужчинами показались женщины, так же одетые в деловые костюмы. Все они были гораздо моложе, чем мужчины. Вновь прибывшие подошли к Джону, который подвел их к своим родителям.
Я присел на один из стульев. Ральф Рэнсом вместе с самым старшим брокером, почти таким же седым, как он сам, отошли в сторону и стали о чем-то тихонько разговаривать.
Дверь снова открылась, и, обернувшись, я увидел, как в часовню входят Пол Фонтейн и Майкл Хоган. В руках у Фонтейна был видавший виды коричневый чемоданчик, слишком большой, чтобы назвать его «дипломатом». Они с Хоганом направились в разные стороны зала. Аура власти, окружавшая Майкла Хогана, заставляла всех присутствующих, особенно женщин, оборачиваться в его сторону. Наверное, такой же способностью приковывать взгляды обладали великие актеры. А Хоган действительно чем-то напоминал актера, умудряясь при этом не выглядеть театрально – он был красив чисто мужской красотой, производил впечатление человека надежного, спокойного, честного, обладавшего острым умом. Наблюдая, как Хоган идет в дальний конец комнаты, провожаемый одобрительными взглядами пришедших на панихиду, которых он, казалось, не замечал, я думал о том, что он действительно принадлежал тому типу, который прославило на киноэкране предыдущее поколение. И я в который раз порадовался, что делом Эйприл занимается именно этот человек.
Фонтейн налил себе кофе и, поставив чемоданчик между ног, уселся прямо за моей спиной.
– Постоянно везде на вас натыкаюсь, – сказал он.
Я не стал объяснять, что мог бы сказать про него то же самое.
– И вы все время что-то говорите, – Фонтейн вздохнул. – А полицейские больше всего на свете не любят болтунов.
– Разве я оказался не прав?
– Не искушайте судьбу, – Фонтейн наклонился ко мне. Сегодня мешки у него под глазами были не такими багровыми. – Как вы думаете, во сколько ваш друг Рэнсом вернулся из больницы домой?
– Хотите проверить его алиби?
– Что ж, я могу это сделать, – он улыбнулся. – Мы с Хоганом представляем на этом муниципальном карнавале полицейское управление.
Яркий образец полицейского юмора.
От Пола не укрылась моя реакция на его шутку.
– Ну же, – сказал он. – Ведь вы прекрасно знаете, что здесь должно произойти.
– Если хотите задавать мне вопросы, можете отвезти меня в управление, – сказал я.
– Ну, ну. Вспомните лучше об услуге, которую вы попросили меня вам оказать.
– Вы о номере машины?
– Нет, о другом, – открыв чемоданчик, Фонтейн показал мне толстую пачку напечатанных на машинке и написанных от руки листов.
– Дело «Голубой розы»?
Фонтейн кивнул, физиономия его расплылась при этом в улыбке.
– Так вы как раз собирались сказать мне, во сколько ваш друг пришел домой в среду утром.
– В восемь часов, – сказал я. – От больницы до его дома около двадцати минут ходьбы. А вы говорили, что будет очень трудно разыскать это дело.
– Пачка лежала наверху на одном из шкафов в подвале архива. Кто-то еще интересовался этим делом и не потрудился даже положить его на место.
– Не хотите сначала просмотреть его сами?
– Я снял копии со всей этой чертовой кипы. Только верните дело как можно скорее.
– Почему вы сделали это для меня?
Фонтейн снова улыбнулся мне, не пошевелив ни одним мускулом.
– Вы написали дурацкую книжку, которой восхищается мой сержант. А я ставлю его выше всех других сержантов. К тому же, возможно, в вашей бредовой идее все-таки что-то есть.
– Вы считаете, что глупо думать, будто нынешние убийства «Голубой розы» связаны с теми, давними?
– Конечно, смешно, – Фонтейн склонился над чемоданчиком. – Кстати, не могли бы вы перестать оказывать помощь следствию перед телекамерами? Для публики миссис Рэнсом должна оставаться одной из жертв Уолтера. И мужчина с Ливермор-авеню тоже.
– Его так и не опознали?
– Нет. А что?
– Вы никогда не слыхали об исчезнувшем студенте Джона по имени Грант Хоффман?
– Нет. А как давно он исчез?
– Недели две назад. Не пришел на консультацию к Джону.
– И вы думаете, он может быть второй жертвой убийцы?