Глоток кислорода
Шрифт:
Стрельнула глазами – в дальнем углу ангара, у энергопетель, возилось многоногая тень, прыжками перемещаясь между опаленными капсулами дронбуров. Вышла из экранированной зоны связи, выдохнула, ощущая, как накатывает ощущение, что ты – здесь и сейчас, а не там, внизу, на яростно полыхающей поверхности беснующейся планеты, бьющей жестким излучением сейчас в гудящие энергощиты пятого класса.
Вероника прошла несколько шагов по ангару.
– Шшизх?
– Да? – мгновенно отозвалось в голове.
– Можешь подойти?
– Могу. Зачем?
Девушка стиснула кулаки.
– Просто подойди.
– Иду.
Ожидая, Вероника скрестила руки сзади, и впилась зубками
Долгий прыжок, слишком затяжной в условиях почти что нулевой гравитации, распахнутое в своей отвратительной грации многоногое тело, на миг замершее в пробивающихся через экран лучах Аараны-Первой, мягкое приземление на буттугсис пола. Страшная, вздыбившаяся суставами, фигура, замершая напротив, в сжимающей желудок холодом близости. Маленькая головогрудь, жирное шаровидное, удлиненное кзади, брюшко, украшенное толстыми волосками, распахнутые хелицеры и пухлые, словно раздутые, ногочелюсти, также лохматые от волосков, вживленный блок лингвоуни на одной из педипальп, расползающийся зигзагообразный серо-желтый узор по спине.
Первый раз она стоит перед этой тварью вот так – напротив, по собственной воле, без защиты.
– Шшизх, ты ведь меня понимаешь?
Замерший арахноид встрепенулся, волоски на брюхе зашелестели, затряслись хелицеры, завибрировали педипальпы.
– Отлично понимаю, Вероника. Ты меня позвала только для этого?
Четыре черных беззрачковых глаза на головогруди, два больших, выпуклых, два по краям, маленьких, украшенных странными, торчащими вверх, «ресницами» – куда они смотрят, что видят?
– Нам нужно вывести станцию в рабочий режим. Нужен допуск… Семен сказал, что у тебя он есть.
Вероника машинально отметила, как дрогнуло в глотке, когда она произнесла «у тебя». Словно это чудовище из ночных кошмаров могло считаться мыслящим, думающим и имеющим право на жизнь.
– Есть, Вероника. Сейчас залью идентификационный пакет на основной терминал, передай комиссару. У меня имеется дублирующий системокомплекс для управления дронбурами, я смогу осуществлять контроль ими с такой же эффективностью. Хотя, вообще-то – с большей эффективностью, только Сёма никогда это не признает.
Огромный ангар, длинные виноградные грозди зажатых в энергопетлях дронов, расписанных проплешинами ожогов, залитые пеной ккади, активно поглощающей изотопы, гулкое эхо от работы гравитационных подъемников, ротирующих добывающие аппараты в «мойке» – двух ярко-оранжевых кольцах, где безостановочно происходит деактивация опасного для персонала излучения. Обожженный каплями осадка пол. Две фигуры – хрупкая девичья, затянутая в голубой эластокомбинезон, и растопыренная паучья, напружиненная, словно изготовившаяся к прыжку.
– Скину, – Вероника сглотнула. – Шшизх.
– Да?
– Я очень боюсь пауков. Безумно. Ты должен понять…
– Если я скажу, что безумно боюсь людей, тебе станет легче?
Пауки не могут улыбаться – нет мимических мышц, не та структура лица… или что там у них? Все так же тускло блестят глаза, шевелятся мокрые от выделяемого яда паучьи челюсти-хелицеры.
– Немного станет…
– Вероника, если ты думаешь, что твое строение у меня вызывает дикий восторг – ты думаешь неправильно. Мы не станем друзьями. Но и врагами нам становиться незачем.
Чувствуя, как в голове что-то гудит, девушка сделала шаг, мысленно отдала команду – эластиновая перчатка на руке зашипела и растворилась, втянувшись каплями в запястье. Пальцы дрожали, когда они легли на жесткий хитин передней правой лапы… Она провела ими сверху вниз, потом поднесла к глазам, словно желая убедиться – не сгорели ли? Отдернула.
– Шшизх… просто мне очень противно, понимаешь?
– Надеюсь, люди от этого не умирают?
Толстые педипальпы зашевелились, стали колотиться одна о другую, издавая странный, скрежещущий звук. Девушка поняла – этот жест означал смех.
Против воли она улыбнулась – а был ли другой вариант?
– Дурак ты…
– Не дурнее прочих. Я – работать, идентификационный пакет скинь этой самке земного животного собаки женского рода Ижешко на линию, иначе загрызет.
Легкий скрип когтей – и паучье тело взмыло в воздухе ангара, устремляясь к входящим в «мойку» дронам. Вряд ли переводчик лингвоуни не смог адекватно перевести слово «сука» – следовательно, этот паук, среди прочих, перенятых у Семена привычек, научился и шутить. Надо же…
Вылетев в коридор, цепляясь за петли, направляясь комнату управления, девушка на миг поймала себя на том, что глупо улыбается неизвестно чему, и снова торопливо согнала улыбку с лица. Еще чего, Стайяр, обрадовалась, надо же, подружилась с пауком, вот счастье-то, в самый раз вечеринку закатить. Однако улыбка не слушалась, все равно лезла на лицо, и служебный терминал Вероника оживила лишь с третьей попытки, когда получилось создать на лице максимально серьезную сосредоточенность. Худая, изящная, с очень красивым, розовогубым и большеглазым, но пустым, в связи с полным отсутствием эмоций, лицом комиссар Ижешко выслушала ее доклад, мельком сверилась с переданной информаций, скупо рассказала о карательных санкциях, которые постигнут станцию, если будут нарушены правила, оставила длинный список контрольных отчетных меток, согласно которым надо отсылать интерпульсы на ОСК-94 в отведенные временные промежутки. Отключая связь, Вероника не могла отделаться от ощущения, что пустолицая Таня Ижешко, только что равнодушно позволившая незнакомой ей Милене сгореть на беснующейся сейчас поверхности Аараны, до сих пор смотрит и слушает – может, именно поэтому она вернулась в свою каюту молча, не разговаривая вслух, как привыкла в последнее время.
Лежа на гравитационной койке, на которой притяжение было выкручено на максимум (допущенный инструкцией максимум, разумеется), Ника обняла бока руками, запахнувшись в тонкое зеркальное стекло термоодеяла. Всего-то восемьдесят дней осталось, на десять меньше, чем было, когда она еще молодой и наивной прилетела сюда сотню лет тому назад… проклятье. Ведь летела именно ради того, чтобы забыть всю ту дрянь, от которой бежала… но уж точно не ради того, чтобы считать дни до возвращения к ней.
Девушка сильно укусила губу от досады. Может, закинуться? Между станциями торгуют – это даже почти легально, по крайней мере, комиссарьё на это смотрит относительно спокойно, пока соблюдаются правила работы станций. Через обменные каналы можно выдернуть все, что угодно – и сворачивающие реальность в спираль наклейки бэлкош, и расписывающие ее в ярко-небесно-радужные цвета бенайшийрши, тонкие, аккуратно обрезанные кромки когтей специально выращиваемых насекомых с Турона-Ти-Шестой, которыми надо лишь слегка царапают кожу… или можно продешевить и выдернуть смоляр, гадкое черно-фиолетовое варево, которое раздавливается в капли и заливается в глаза. Даже курительную гадость тукк-тэ можно найти, говорят… хотя надо быть совсем безмозглым – или очень богатым, чтобы вдыхать этот черный дым по собственной воле.