Глоток огня
Шрифт:
– А Меркурий знает, где эта сросшаяся закладка? – спросила Рина.
Кавалерия не то вздрогнула, не то пожала плечами:
– Он не говорил. Но наверняка догадывается, иначе не нырял бы… У каждого бывалого шныра есть на двушке секрет. Место, куда его постоянно влечет и которое он утаивает от других. Не потому, что там закладки лежат штабелями, а потому, что это его место. Внешне оно может быть неприметным. Какой-нибудь ручей или сосна с выступающими из земли корнями.
– И у вас есть
– Все может быть, – уклончиво ответила Кавалерия.
– Но почему Меркурий не достал сросшуюся закладку раньше, если знал, где она?
– Всякое появление сильной закладки должно быть своевременным. Но теперь приходится рисковать.
– И чего от такой закладки ожидать? – спросила Рина.
– А вот это хороший вопрос! Просто отличный! Пять баллов за вопрос! К сожалению, я пока не могу поставить себе пять баллов за ответ, поскольку не знаю его.
Глава двадцатая
Сросшаяся закладка
Истина прячется не в словах, а в промежутках между ними. В недоговоренностях. В крошечных трещинках.
Грузовик был уже на МКАДе. Смирный новенький трейлер «Рено» с контейнером. Нет, не угадала Кавалерия, предположив, что на контейнере будет написано «Мебель». Просто трейлер и трейлер, ничем не отличающийся от всех прочих. Гаишники им совсем не интересовались, да если бы и заинтересовались чем-то, то лишь незначительностью груза и дальностью расстояния, на которое этот груз перевозили. В контейнере не было ровным счетом ничего, кроме единственного валуна, тщательно закрепленного на деревянном каркасе, чтобы он при торможении не бился о стенки.
На груз, хотя в данном случае это было не обязательно, имелись все необходимые документы. В них четким, несколько старомодным, привыкшим к завитушкам пера почерком значилось, что грузовик перевозит «Памятник всеобщему финалу». Гай, помещавшийся в кабине между Тиллем и одним из своих арбалетчиков, имел своеобразное чувство юмора.
Сидевший за рулем молодой арбалетчик Коля имел тем не менее серьезный водительский стаж, поскольку водил все виды машин едва ли не с пеленок. Еще у Коли был «греческий нос наоборот». Проще говоря, нос его походил на крошечную, постоянно ерзавшую кнопку и вообще чем-то напоминал пупок.
Грузом, таившимся внутри контейнера, Гай дорожил настолько, что не спал уже несколько дней и даже отказывался пересесть в собственную машину, которая с охраной тащилась теперь за трейлером.
Пробка на МКАДе походила на лениво ползущую змею. В блеске весеннего солнца каждая машина – чешуйка на ее бесконечной спине. Промучившись треть МКАДа, «Рено» свернул на ведущее к Копытово шоссе. Здесь затора уже не было. Ничего не мешало трейлеру разогнаться, но почему-то его скорость не увеличивалась. Напротив, трейлер двигался толчками. Новенький двигатель мучительно подвывал. Что-то в нем хрустело. Казалось, что и Гай, и Тилль, и водитель – все сидят на вулкане. Воняло паленой проводкой. Рывок – остановка. Рывок – опять остановка. Дальше – хуже. Точно мелкий горох просыпался на ржавый лист. И снова скребущий, уже непрерывный звук.
– Что еще такое? Мотор полетел? – сердито спросил Гай.
Коля обиженно повернулся к нему. Он так старался, что и шею вытянул. Лицо напряженное, сердито-ухарское. Казалось, что трейлер не сам едет, а Коля толкает его сзади или тащит за собой на веревочке.
– Да нет, мотор старается, – сказал он, выгораживая машину.
– А стреляет что?
– Это подшипники летят. Перегруз, что ли?
– Перегруз? Откуда? – спросил Тилль.
– Не знаю. На второй и то не тянем уже при полном газу. Убьем же двигатель. Сцепление вон почти сгорело…
Гай оглянулся. Где-то за его спиной каменным сердцем бился валун.
– Убивай двигатель. Машину убивай. Все убивай, – сказал Гай. – Только бы добраться. Остальное не имеет значения.
Им нетерпеливо сигналили. Они всем мешали. Постепенно даже терпеливому Коле надоело высовываться в окно и грозить водителям кулаком. Они съехали на обочину и дальше потащились уже по ней – с завыванием мотора, с толчками. За ними, то обгоняя, то вновь пристраиваясь, ехал джип с охраной Гая и еще один джип с берсерками.
Тилль, нервничая, достал пачку сигарет. Последние дни он почти не курил и теперь его мучительно тянуло подымить. Гаю же вполне хватало запаха паленой проводки и резиновой вони плавящихся шин.
– Нет, Ингвар! Никакого курения! Вы бросили, – сказал Гай.
– Разве бросил?
– Да.
– Почему?
– Потому что я зол и вас прикончу. А трупы не курят, – объяснил Гай.
Тилль, тоскуя, щелчком отправил сигарету за окно. Аргумент был сильный.
– Сколько до ШНыра осталось? – спросил он.
– Сорок пять кэмэ, – сказал Коля.
– Чуть меньше, – заметил Гай, даже не пытаясь взглянуть на навигатор, на который до этого посмотрел шофер. – Чуть меньше… Сорок два где-то.
– Навигатор не может ошибаться, – возразил Тилль.
– Разве я говорю, что он ошибается? Он беззастенчиво врет. Он считает по шоссе, а я считаю по шоссе, а потом по старой тележной дороге. Вы не застали ее, Ингвар? Как вы относитесь к телегам?
К телегам Тилль не относился никак. Он был навеки отравлен металлом представительских марок.
– Может, собрать у ШНыра весь мой форт? Для страховки? Ребята мигом примчатся! – предложил он.
Гай покачал головой.
– Не потребуется, – отрывисто сказал он. – Главное – довезти камень.
– А потом? – спросил Тилль. – Что будет потом?
«Для вас – ничего. Гибель при взрыве, потому что вы – жалкая плесень. Для меня – бессмертие и прорыв в сердце двушки. Или – если не сложится – тоже ничего», – хотел сказать Гай, но сдержался.
– Дальше для всех откроется новая страница! – произнес он.