Глоток зеленого шартреза

Гумилев Николай Степанович

РИМ

Волчица с пастью кровавойНа белом, белом столбе,Тебе, увенчанной славой,По праву привет тебе.С тобой младенцы, два брата,К сосцам стремятся припасть.Они не люди, волчата,У них звериная масть.Не правда ль, ты их любила,Как маленьких, встарь, когда,Рыча от бранного пыла,Сжигали они города.Когда же в царство покояОни умчались, как вздох,Ты, долго и страшно воя,Могилу рыла для трех.Волчица, твой город тот жеУ той же быстрой реки.Что мрамор высоких лоджий,Колонн его завитки,И лик Мадонн вдохновенный,И храм святого Петра,Покуда здесь неизменноЗияет твоя нора,Покуда жесткие травыРастут из дряхлых камнейИ смотрит месяц кровавыйЖелезных римских ночей!И город цезарей дивных,Святых и великих

пап,Он крепок следом призывных,Косматых звериных лап.

ПЯТИСТОПНЫЕ ЯМБЫ

М. Л. Лозинскому

Я помню ночь, как черную наяду,В морях под знаком Южного Креста.Я плыл на юг; могучих волн громадуВзрывали мощно лопасти винта,И встречные суда, очей отраду,Брала почти мгновенно темнота.О, как я их жалел, как было странноМне думать, что они идут назадИ не остались в бухте необманной,Что дон Жуан не встретил донны Анны,Что гор алмазных не нашел СиндбадИ Вечный Жид несчастней во сто крат.Но проходили месяцы, обратноЯ плыл и увозил клыки слонов,Картины абиссинских мастеров,Меха пантер – мне нравились их пятна –И то, что прежде было непонятно, –Презренье к миру и усталость снов.Я молод был, был жаден и уверен,Но дух земли молчал, высокомерен,И умерли слепящие мечты,Как умирают птицы и цветы.Теперь мой голос медлен и размерен,Я знаю, жизнь не удалась… и ты,Ты, для кого искал я на ЛевантеНетленный пурпур королевских мантий, –Я проиграл тебя, как ДамаянтиКогда-то проиграл безумный Наль.Взлетели кости, звонкие, как сталь,Упали кости – и была печаль.Сказала ты, задумчивая, строго:«Я верила, любила слишком много,А ухожу, не веря, не любя,И пред лицом Всевидящего Бога,Быть может, самое себя губя,Навек я отрекаюсь от тебя».Твоих волос не смел поцеловать я,Ни даже сжать холодных, тонких рук.Я сам себе был гадок, как паук,Меня пугал и мучил каждый звук,И ты ушла, в простом и темном платье,Похожая на древнее Распятье.То лето было грозами полно,Жарой и духотою небывалой,Такой, что сразу делалось темноИ сердце биться вдруг переставало,В полях колосья сыпали зерно,И солнце даже в полдень было ало.И в реве человеческой толпы,В гуденье проезжающих орудий,В немолчном зове боевой трубыЯ вдруг услышал песнь моей судьбыИ побежал, куда бежали люди,Покорно повторяя: буди, буди.Солдаты громко пели, и словаНевнятны были, сердце их ловило:«Скорей вперед! Могила так могила!Нам ложем будет свежая трава,А пологом – зеленая листва,Союзником – архангельская сила».Так сладко эта песнь лилась, маня,Что я пошел, и приняли меняИ дали мне винтовку, и коня,И поле, полное врагов могучих,Гудящих грозно бомб и пуль певучих,И небо в молнийных и рдяных тучах.И счастием душа обожженаС тех самых пор; веселием полна,И ясностью, и мудростью, о БогеСо звездами беседует она,Глас Бога слышит в воинской тревогеИ Божьими зовет свои дороги.Честнейшую честнейших херувим,Славнейшую славнейших серафим,Земных надежд небесное СвершеньеОна величит каждое мгновеньеИ чувствует к простым словам своимВниманье, милость и благоволенье.Есть на море пустынном монастырьИз камня белого, золотоглавый,Он озарен немеркнущею славой.Туда б уйти, покинув мир лукавый,Смотреть на ширь воды и неба ширь…В тот золотой и белый монастырь!

ПИЗА

Солнце жжет высокие стены,Крыши, площади и базары.О, янтарный мрамор СиеныИ молочно-белый – Каррары!Все спокойно под небом ясным;Вот, окончив псалом последний,Возвращаются дети в красномПо домам от поздней обедни.Где ж они, суровые громыЗолотой тосканской равнины,Ненасытная страсть СодомыИ голодный вопль Уголино?Ах, и мукам счет и усладамНе веками ведут – годами!Гибеллины и гвельфы рядомЗадремали в гробах с гербами.Все проходит, как тень, но времяОстается, как прежде, мстящим,И былое, темное бремяПродолжает жить в настоящем.Сатана в нестерпимом блеске,Оторвавшись от старой фрески,Наклонился с тоской всегдашнейНад кривою Пизанской башней.

ЮДИФЬ

Какой мудрейшею из мудрых пифийПоведан будет нам нелицемерныйРассказ об иудеянке Юдифи,О вавилонянине Олоферне?Ведь много дней томилась Иудея,Опалена горячими ветрами,Ни спорить, ни покорствовать не смея,Пред красными, как зарево, шатрами.Сатрап был мощен и прекрасен телом,Было голос у него как гул сраженья,И все же девушкой не овладелоТомительное головокруженье.Но, верно, в час блаженный и проклятый,Когда, как омут, приняло их ложе,Поднялся ассирийский бык крылатый,Так странно с ангелом любви несхожий.Иль, может быть, в дыму кадильниц реяИ вскрикивая в грохоте тимпана,Из мрака будущего СаломеяКичилась головой Иоканаана.

СТАНСЫ

Над

этим островом какие выси,Какой туман!И Апокалипсис был здесь написан,И умер Пан.А есть другие – с пальмами, с дворцами,Где весел жнецИ где позванивают бубенцамиСтада овец.И скрипку, дивно выгнутую, в руки,Едва дыша,Я взял и слушал, как бежала в звукиЕе душа.Да! Это только чары, что судьбоюЯ побежден,Что ночью звездный дождь над головою,И звон, и стон.Я вольный, снова верящий удачам,Весь мир мне дом.Целую девушку с лицом горячимИ жадным ртом.Но лишь на миг к моей стране от вашейОпущен мост.Его сожгут мечи, кресты и чашиОгромных звезд.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Анне Ахматовой

Я из дому вышел, когда все спали,Мой спутник скрывался у рва в кустах,Наверно, наутро меня искали,Но было поздно, мы шли в полях.Мой спутник был желтый, худой, раскосый,О, как я безумно его любил,Под пестрой хламидой он прятал косу,Глазами гадюки смотрел и ныл.О старом, о странном, о безбольном,О вечном слагалось его нытье,Звучало мне звоном колокольным,Ввергало в истому, в забытье.Мы видели горы, лес и воды,Мы спали в кибитках чужих равнин,Порою казалось – идем мы годы,Казалось порою – лишь день один.Когда ж мы достигли стены Китая,Мой спутник сказал мне: «Теперь прощай.Нам разны дороги: твоя – святая,А мне, мне сеять мой рис и чай».На белом пригорке, над полем чайным,У пагоды ветхой сидел Будда,Пред ним я склонился в восторге тайном,И было сладко, как никогда.Так тихо, так тихо над миром дольным,С глазами гадюки, он пел и пелО старом, о странном, о безбольном,О вечном, и воздух вокруг светлел.

ЛЕОНАРД

Три года чума и голодРазоряли большую страну,И народ сказал Леонарду:– Спаси нас, ты добр и мудр. –Старинных, заветных свитковВсе тайны знал Леонард,В одно короткое летоСтрана была спасена.Случились распри и войны,Когда скончался король,Народ сказал Леонарду:– Отныне король наш ты. –Была Леонарду знакомаВойна, искусство царей,Поэты победные одыНе успевали писать.Когда ж страна усмириласьИ пахарь взялся за плуг,Народ сказал Леонарду:– Ты молод, возьми жену. –Спокойный, ясный и грустный,В ответ молчал Леонард,А ночью скрылся из замка,Куда – не узнал никто.Лишь мальчик-пастух, дремавшийВ ту ночь в угрюмых горах,Говорил, что явственно слышалСогласный гул голосов.Как будто орел парящий,Овен, человек и левВопияли, пели, взывали,Говорили зараз во тьме.

ПТИЦА

Я не смею больше молиться,Я забыл слова литаний,Надо мной грозящая птица,И глаза у нее – огни.Вот я слышу сдержанный клекот,Словно звон истлевших цимбал,Словно моря дальнего рокот,Моря, бьющего в груди скал.Вот я вижу – когти стальныеНаклоняются надо мной,Словно струи дрожат речные,Озаряемые луной.Я пугаюсь, чего ей надо,Я не юноша Ганимед,Надо мною небо ЭлладыНе струило свой нежный свет.Если это голубь ГосподеньПрилетел сказать: – Ты готов! –То зачем же он так несходенС голубями наших садов?

КАНЦОНЫ

1

Словно ветер страны счастливой,Носятся жалобы влюбленных,Как колосья созревшей нивы,Клонятся головы непреклонных.Запевает араб в пустыне:«Душу мне вырвали из тела».Стонет грек над пучиной синей:«Чайкою в сердце ты мне влетела».Красота ли им не покорна!Теплит гречанка в ночь лампадки,А подруга араба зернаБлаговонные жжет в палатке.Зов один от края до края,Шире, все шире и чудесней,Угадали ль вы, дорогая,В этой бессвязной и бедной песне?Дорогая с улыбкой летней,С узкими, слабыми рукамиИ, как мед двухтысячелетний,Душными черными волосами.

2

Об Адонисе с лунной красотой,О Гиацинте тонком, о НарциссеИ о Данае, туче золотой,Еще грустят аттические выси.Грустят валы ямбических морей,И журавлей кочующие стаи,И пальма, о которой ОдиссейРассказывал смущенной Навзикае.Печальный мир не очаруют вновьНи кудри душные, ни взор призывный,Ни лепестки горячих губ, ни кровь,Стучавшая торжественно и дивно.Правдива смерть, а жизнь бормочет ложь…И ты, о нежная, чье имя – пенье,Чье тело – музыка, и ты идешьНа беспощадное исчезновенье.Но мне, увы, неведомы слова –Землетрясенья, громы, водопады,Чтоб и по смерти ты была жива,Как юноши и девушки Эллады.