Глубина в небе (авторский сборник)
Шрифт:
Эзр сглотнул слюну. Он вспомнил утверждения авральников о том, что общество всегда зависит от людей «без собственной жизни». Но…
— Триксия Бонсол — достойная цель, Фам.
— Согласен. Но цена очень высока: провести остаток жизни в ожидании того, что может никогда не случиться. — Он сделал паузу и склонил голову набок. — Прискорбно, что тебя не фокусировали этим авральным микробом; в таком случае тебя было бы проще вылечить! Ты так зациклился на Триксии, что не видишь у себя под носом ничего. Не видишь, как причиняешь людям боль. В том числе и влюбленному в тебя человеку.
— Правда? Кому же?
— Раскинь мозгами, Эзр. Кто решил проблему устойчивости астероидов? Кто заставил Нау ослабить поводок? Кто добился позволения открыть бар Бенни и фермы Гунле? И все это — при неоднократных промывках мозгов? Кто твою задницу спас, когда наконец пошла нелегкая?
— Ой! — пристыженно вырвалось у него. — Киви… Киви хорошая.
На лице Фама отобразился искренний гнев. С ним это на памяти Эзра произошло впервые после падения Томаса Нау.
— Да очнись ты, чтоб тебя!
— В смысле, она умная и смелая и…
— Да, да, да! На самом деле она реальный гений в очень многих областях! Я за всю жизнь видел всего пару человек ее уровня.
— Я…
— Эзр, я не верю, что ты моральный урод, в противном случае я бы не стал сейчас с тобой разговаривать. И про Киви уж точно не сказал бы. Но глаза разуй же, твою же ж за ногу! Ты должен был сам догадаться много лет назад — если б не так зациклился на Триксии и своей мнимой вине. А теперь Киви ждет тебя, но без особых надежд: она слишком уважает твои чувства к Триксии. Ты вспомни, как она себя ведет после избавления от Нау.
— Она всем занимается… я ее везде вижу чуть ли не ежедневно… — Он глубоко вздохнул. Похоже на расфокусировку: увидеть привычные вещи совершенно под иным углом зрения. Да, правда: он зависел от Киви еще сильнее, чем Фам — от Анне. Но у Киви свои тяготы. Он вспомнил ее лицо при виде Флории Перес. Вспомнил ее усмешку в момент, когда Киви пожелала ему счастья. Странно было преисполниться стыда перед человеком, чьи чувства до этой минуты оставались вовсе незаметны. — Мне так жаль… я… я даже не думал.
Фам откинулся в кресле.
— Я на это надеялся, Эзр. Мы с тобой разделяем одну маленькую проблему: мы слишком долго действовали, исходя из высоких принципов, и совсем забыли про обычные человеческие мотивы. Надо нам это исправить. Я тобой восторгался секунду назад, и вполне искренне. Но, поверь мне, Киви — настоящее чудо.
На миг у Эзра отнялся язык. В его душе все переворачивалось вверх дном. Триксия, мечта половины жизни, ускользала…
— Надо подумать.
— Давай. Но ты с Киви поговори, ладно? Вы оба выстроили вокруг себя крепостные стены. Ты удивишься, насколько все покажется проще, если поговорить начистоту.
Эта идея была как восход Нового Солнца.
Просто поговорить с Киви начистоту.
— Да, да!
Время шло, но Арахне еще долго предстояло остывать. Последние сухие бури продолжали судорожно метаться по средним широтам, все ближе подбираясь к экватору планеты.
У флайера не было ни крыльев, ни реактивных двигателей, ни ракетных движков. Он опустился по баллистической кривой, снизив скорость перед мягкой посадкой на обнаженные скалы плоскогорья.
Две фигуры в космоскафандрах выбрались наружу. Одна высокая и тонкая, другая ниже ростом, и конечности ее торчали во все стороны.
Майор Виктория Лайтхилл постучала по земле кончиками рук.
— Не повезло нам, что тут не осталось снежного покрова. А значит, и следов, по которым можно было бы пройти. — Она махнула на скальный склон всего в нескольких десятках ярдов. Там еще лежал снег: его нанесло в трещины с подветренной стороны. В остаточном солнечном свете он отливал красным. — А где снег есть, ветер его всегда разравнивает. Чувствуешь ветер?
Триксия Бонсол склонилась навстречу ветру. Ей задувало под шлем. Она рассмеялась:
— Сильнее твоего. У меня же всего две ноги, приходится стоять.
Они направились в ту сторону. Триксия отключила звуковой канал: в этом месте и времени она все стремилась испытать сама, без помех. Но по верхним уголкам поля зрения все время что-то жужжало и мелькало, удерживая ее в назойливом контакте с космосом и Принстоном. Вздумай она скинуть шлем с дисплеем, увидела бы немногим меньше, чем в лунном свете на Трехземье, а единственным звуком остался бы шелест поземки.
— Это наилучшее приближение к месту, где Шерканер вылез из вертолета?
— Да, но никаких следов его найдено не было. Все файлы отчета искорежены. Папа управлял аппаратом Рахнера по сети. Возможно, он выбрал это место не просто так. Возможно, он летел не наугад.
Подлинного голоса малышки Виктории Триксия не слышала. Шлем его понижал и преобразовывал. В результате получалась не человеческая речь и, уж конечно, не паучья, но Триксия эти звуки понимала не хуже незейского языка и, слушая, могла чем-то более полезным занять руки и глаза.
— Но… — Триксия обвела рукой неровную линию ландшафта впереди. — Шерканер казался мне рационально мыслящим существом, даже в конце, когда все полетело в тартарары. — Она говорила на том же промежуточном языке, который слышала. Процессор скафандра переводил ее слова в звуки, доступные восприятию Вики.
— Глубинная тяга иногда проявляется вот так, — сказала Виктория. — Он тогда только что потерял маму. Нижнимор и Джейберт, а с ними центр контрразведки только что взлетели на воздух.
Нижним краем поля зрения Триксия отметила, как дернулись передние лапы Вики. Это соответствовало у людей поджатым губам или жесту сознательного контроля боли. В годы фокуса она часто представляла себя говорящей с пауками на одном и том же уровне, голова к голове. В невесомости примерно так и получалось. А на земле… что ж, человеческие тела тянулись вверх, а паучьи — в стороны. Если не смотреть под ноги, можно пропустить выражения «лиц» или, что еще хуже, наступить на дорогих друзей.