Глубинка
Шрифт:
— Брось, не мучайся, — Харлампий шевельнул бледной рукой. — Телеграмму они вчера получили, значит, в курсе дела, брось.
Гошка потянулся к выключателю, но Женька отвел его руку. Так они сидели перед рацией до тех пор, пока совсем не пропала накальная нить лампы. В этот момент они так были похожи друг на друга, что показались Харлампию двойниками. Он даже захлопал глазами, чтобы сморгнуть привидевшееся.
— Кто мы? — спросил Женька, глядя на умерший глаз индикатора, и
— Ай-яй-яй, а еще студент, — водя глазами за Женькой, робко пристыдил Харлампий. — Как это, ничего нету? И база есть, и начальство, рядом Байкало-Амурскую магистраль строят наши люди. Ты приляг, отдохни, уймись.
— И верно — уймись! — Гошка дернул за шнур, и штепсель вылетел из гнезда. С мрачным видом смотал шнур на наушники и все это забросил в дальний угол палатки.
— Правильно, — одобрил Харлампий. — Меньше нервотрепки. Погляди на себя, почернел весь.
Гошка не ответил. Оттолкнув с дороги Женьку, прошел к противоположным нарам, вытащил вторую пару снегоступов, начал одеваться.
— Бежишь? — нажимая на щипящие, спросил студент.
— Собирайся, вместе сходим на участок, — грубо предложил Гошка, подпоясывая ремнем телогрейку. — Тебе надо провентилироваться. Воздух на верхотуре всякий бред выдует.
— Заприглашал! — замахал руками Женька. — А сам чужие снегоступы захапал!
— Сергей ждет. Тозовку дашь?
— Бе-ри! — отчаянно отмахнулся Женька. — Все раздаю, даром! — Он порылся в рюкзаке, достал пачку патронов. — Лови, шмаляй на утеху.
Гошка поймал пачку, спрятал в карман. Ремень тозовки перекинул на шею, снегоступы взял под мышку и вышел. Стоя наверху, заметил, что обе руки у статуи отвалились и подтаявшей горкой лежат у ног. Он отвернулся.
— Солнышко-то как разыгралось! — подходя с миской в вытянутых руках, заметила Вера. — Глядишь, и лето скоро высидим.
Он отступил с дороги. Повариха встала на ступеньку, поскользнулась и на спине с визгом въехала в палатку.
— Ты чего? — опешил Женька.
— Склизко! — поднимаясь на ноги, ответила напуганная Вера. — Лестница ваша стаяла. — Она отстранила руку с миской, отряхнула подол от оплесков.
— Не ушиблась?
— Не-е. — Вера переступила сапогами, подошвы которых загнулись арбузными корками. — Прямо как по желобу влетела, чуть сердце не выскочило.
Женька показал глазами на ее огромные стоптанные сапоги:
— Где такую рванину откопала?
— Кирзушки-то? — Повариха приподняла ногу. — В них самый раз. В резиновых ревматизмы развиваются. — Она подошла к Харлампию. — Вот бульону вам из свеженинки сготовила. Женя вчера куропатку принес, из нее.
— Да? — Харлампий приподнялся, потянул носом. — Наваристый, ничего не скажешь.
— Пока горячий — полезнее. — Вера поставила миску на край стола. — Сейчас и чайку сбегаю принесу.
— Спасибо тебе, — Харлампий, таясь от Женьки, придержал ее руку в своей. — Хлопотунья ты, молодец, благодарствую.
— Ой да чо, кака така хлопотунья. Я и себе в радость.
Радостная, с растерянной улыбкой, она прошла к выходу, гибко вывернулась из палатки. Харлампий осторожно поставил миску на колени, зачерпнул ложкой.
— Что, небось головы с похмелья разламываются? — с укоризной спросил он, старательно прожевывая хлеб.
— Клепки подогнаны прочно, Харлампий Адамыч, да и выпили в меру, — ножиком нащипывая лучину, отозвался Женька. — В полгода бутылку — слону дробина.
— Нашли время веселиться! — начальник хмыкнул. — Тут впору волком выть…
— А кого нам бояться! — Женька сердито дунул в печь и попятился, отмахиваясь от пыхнувшей оттуда золы.
— Вот выздоровею, я за тебя возьмусь, — пригрозил Харлампий. — Гошку копируешь, подражаешь во всем, а темные пятна в его биографии не учитываешь. Так жить безоглядно нельзя! — Он взмахнул ложкой. — Ты без пяти минут инженер! Подчиненными единицами руководить придется, а кого в себе воспитываешь?.. Смотри, дошутишь. Напишу в институт соответствующую характеристику.
Что-то сильно толкнулось в палатку, и брезент входа отдернулся в сторону. Цепляясь стволом тозовки за полог, вошел Гошка.
— Давай очки, — потребовал он. — Глаза не терпят.
Женька покорно вынул из кармана очки, стал протирать стекла. Харлампий слил остатки бульона в ложку, спросил:
— Уверен, что найдешь канавы?
Гошка кивнул, взял у Женьки очки, попросил:
— Ступени новые нарежь, а то шею свернуть можно.
В палатку снова вкатилась Вера и, прижимая чайник к груди, заплакала.
— Что там? — крикнул Харлампий. — Опять что?
— Обзывают всяко! — в голос начала Вера. — Продукты берут без спроса-а!
— Вот оно-о, началось, — упавшим голосом протянул Харлампий. — Гошенька, глянь сходи. Если пойдут — препятствуй! Но аккуратней, чего доброго — прибьют.
Гошка поднял с земли повариху, выскочил вон. У кухни, глядя на итээровскую палатку, гурьбой стояли канавщики. Он надел очки, подошел к ним:
— Не дело задумали, братва.