Глубинный путь
Шрифт:
Как только мы очутились в номере, Догадов вытащил из кармана бутылку шампанского и пожелал выпить за свой отъезд.
— Послушайте, — сказал он, — Антон Павлович говорил, что вы тоже едете… Куда?
— Кажется, буду путешествовать вокруг света…
— Что вы? Здорово!.. Завидую вам. И надолго?
— Успею соскучиться.
Мы еще долго разговаривали, и он ушел от меня около пяти. Мне запомнились его последние слова, сказанные уже у выхода:
— Знаете, Олекса, мне кажется, что этот Макаренко — либо нечто
15. Тарас Чуть
Я проснулся от стука в дверь. Часы показывали пять минут десятого. Я вслух выругал неожиданного посетителя, помешавшего мне спать. Являться в такой ранний час первого января — это ведь просто нахальство. Сначала я хотел притвориться, что сплю, но в дверь сыпались равномерные, не очень громкие, но и не тихие удары. Пришлось встать и открыть.
За дверью стоял Макаренко. Молодой человек извинился.
— Не сердитесь на меня за то, что я так рано вас разбудил. Через час я покидаю гостиницу.
— Пожалуйста, пожалуйста. А что случилось?
— Нужно быть в институте — завтра я по делам строительства выезжаю в Иркутск.
— Простите, что я не одет, но я недавно лег. Сейчас начну поиски.
«Он так торопится, — тем временем думал я, — ну, а если не найду?»
Вообще надежды найти письмо у меня не было ни в течение нескольких минут, ни даже в течение часа. Сказать же это я не решался.
Инженер, нетерпеливо ожидая, стоял посреди комнаты.
Я предложил ему присесть, подошел к столу и выдвинул средний ящик. Уже несколько раз перед тем я рылся в этом ящике, но письма не находил. И сейчас я стал перебирать каждый листок, каждую мелочь. В ящике лежало несколько журналов. Я поднял один, другой — и с облегчением вздохнул: письмо Лиды оказалось между ними. Я отдал его Макаренко.
Он поблагодарил, пожал мне руку, сказал, что надеется видеть меня в Иркутске, и поспешно вышел из комнаты.
Заглянув еще раз в ящик, я развел руками и хотел снова завалиться в постель, но зазвонил телефон. Говорила секретарша академика Саклатвалы. Он вызывал меня к себе сегодня в восемь часов вечера.
Телефон зазвонил вторично. На этот раз я узнал голос Аркадия Михайловича.
— Вы не спите, голубчик? Хотите поехать к Тарасу? Наконец-то доктора разрешили проведать его и поговорить.
— Очень хочу. Когда вы едете?
— Сейчас. Заехать за вами?
— Обязательно!
— Вы, верно, еще в постели?
— Почти.
— Ну, быстренько одевайтесь.
Едва я вышел из-под душа, портье позвонил мне и сказал, что меня ожидает машина.
Выбежав из гостиницы, я увидел в автомобиле следователя Томазяна и Аркадия Михайловича.
— А Шелемеха, а Черняк? — спросил я, здороваясь с ними.
— Шелемеха только что поехал к Саклатвале, академик его вызвал. А Черняк, вероятно, спит непробудным сном. Я к нему не дозвонился.
Автомобиль медленно двигался по людным улицам. Томазян сидел за рулем. Мне видна была только его широкая спина. Иногда в зеркальце над рулем появлялось спокойное худощавое лицо.
Со следователем я познакомился, когда он вызвал меня, чтобы допросить по делу об исчезновении Тараса. С тех пор прошло много времени, но мы ни разу не встретились. Я слышал о нем как о человеке настойчивом, проницательном и очень способном, однако с делом Тараса Чутя ему не повезло. Происшествие с мальчиком оставалось тайной. Адриан Маковский, которого Томазян на несколько дней задержал, доказал свое алиби. Оставалось ждать, пока Тарас сколько-нибудь окрепнет и все расскажет сам.
Когда машина очутилась за городом, Томазян погнал ее с бешеной скоростью. В несколько минут мы доехали до больницы и остановились перед воротами. Томазян дал несколько длинных гудков. Ворота никто не отворял. Но вот из калитки выскочил маленького роста мужчина и возмущенно закричал, что мы нарушаем тишину и покой в зоне больницы. Человек имел сонный вид и явно был недоволен. Бедняга, вероятно, встречал Новый год, провел бессонную ночь и теперь дремал в сторожевой будке. Я полностью ему сочувствовал.
Вдруг он перестал кричать, виновато улыбнулся и переменил тон — должно быть, узнал Томазяна.
Оставив машину под присмотром сторожа, мы направились через двор больницы к подъезду. Я попал сюда вторично, а Томазян и Аркадий Михайлович побывали в больнице уже несколько раз. Врачи и обслуживающий персонал встретили их, как старых знакомых.
Сегодня для Тараса Чутя был радостный день: утром его навестили воспитательница и директор детского дома из Староднепровска. До этого мальчику говорить с посетителями не позволяли.
— Он уверен, что вы к нему придете, — сказала доктор Корсакова. — Он ждет вас с нетерпением.
Тарас встретил нас, смущенно и радостно улыбаясь. Он сидел в постели, с подушками за спиной. На голове у него еще белела повязка, но на бледном лице я не заметил никаких ран. Корсакова все же попросила нас оставаться у больного не более часа.
— Ну, Тарас, будем знакомиться, — сказал следователь. — Это профессор Довгалюк, этот товарищ — журналист, фамилия его Кайдаш, а моя фамилия Томазян.
— Я знаю Аркадия Михайловича, — ответил Тарас, восторженно глядя на профессора. — И их статьи читал, — сказал он обо мне.
— Ну, а со мной знакомство, собственно, только начинается, — шутливым тоном заметил следователь.
— Я вас уже видел… помню… Вы, верно, доктор?
— Немножко не угадал.
— Молодец, Тарас! — сказал, обращаясь к мальчику, профессор. — Быстро выздоравливаешь.
Шутливый разговор длился недолго. Скоро мы перешли к тому, что нас всех наиболее интересовало. Мальчик рассказал нам: