Глубинный путь
Шрифт:
— Знаю, знаю… Прекрасный очерк у вас получился.
Это было сказано так искренне, что я изменил тон и позвонил в ресторан, попросив принести легкий ужин. Догадов не отказался от предложения разделить трапезу.
Когда официант принес ужин, Догадов сказал:
— Я к вам зашел с новостью.
— С какой именно?
— Скоро мы с вами распрощаемся. Я уезжаю.
— Куда?
— Надоело сидеть и возиться с правкой корреспонденции. Хочу писать сам. Я договорился с Антоном Павловичем, что поеду специальным корреспондентом «Звезды» на Урал. Подвластная мне территория — весь Урал и вся Западная Сибирь
— Ого! Тогда я, по всей вероятности, весной приеду к вам в гости. Ну, а Новый год вы все же встретите здесь?
— Должно быть. Говорят, что на встрече Нового года в редакции будет много выдающихся людей. Антон Павлович надеется даже на Саклатвалу, хотя академик никогда не ходит на банкеты.
— Не знаете, кого еще приглашают?
— Видел у секретарши список. Все старые наши друзья и новые светила технической мысли — Самборский и Макаренко… Кстати, говорят, будто Самборский в разговоре с кем-то сказал о Макаренко: «Не будь он моим бывшим другом, я сказал бы, что это вредитель». В чем дело? Они поссорились?
— Не имею ни малейшего представления, — ответил я и, зная склонность моего коллеги посплетничать, промолчал о сегодняшнем заседании комитета.
14. Под елкой
В конце декабря погода начала портиться. Наступила оттепель. В городе совершенно исчез снег и не осталось никаких признаков зимы. Казалось, вернулась осень с туманами, дождями и грязью. Метеорологи сообщали о вторжении на Европейский континент теплых масс воздуха, жонглировали циклонами и антициклонами, но на вопрос, интересовавший обыкновенных граждан, а особенно конькобежцев, хоккеистов, лыжников и вообще любителей зимнего спорта, когда снова начнутся морозы и выпадет снег, не отвечали. Перед Новым годом стало так тепло, что паровое отопление в домах едва действовало. Было смешно смотреть, как, шлепая по грязи, прохожие тащат на плечах елки.
Несмотря на осеннюю погоду, люди все-таки готовились к встрече Нового года, к елке.
Редакция «Звезды» тоже деятельно готовилась к новогоднему празднику. Тридцатого утром мне принесли оттуда билет с приглашением «на новогодний вечер под заснеженной елкой». Было еще несколько приглашений, но я с благодарностью отклонил их.
Кроме, так сказать, служебного патриотизма, у меня было очень важное основание встречать Новый год именно в редакции. Стало известно, что тридцать первого декабря правительство слушает доклад академика Саклатвалы.
На заседание членов правительства никого из комитета не пригласили, но Черняк должен был увидеться с академиком сразу же после окончания заседания, а от него приехать в редакцию на вечер…
Одно препятствие едва не помешало мне пойти на встречу Нового года. Я мог встретить там Макаренко. Я должен был отдать инженеру письмо Лиды, но вот уже несколько дней искал это письмо и никак не мог найти. Куда оно девалось — я никак не мог понять.
Не раз случалось, что я прятал какую-нибудь нужную вещь и находил ее только через несколько месяцев. По всей вероятности, то же самое случилось и теперь. Я страшно ругал себя за неряшливость и беспорядочность. Снова и снова я обыскивал всю комнату — письмо словно растаяло. Но не могло же оно по божьей воле исчезнуть!
Перед тем как ехать на вечер, я еще раз поискал его и, не найдя, оделся и вышел.
В редакцию я приехал без четверти одиннадцать и застал там довольно много народа. Черняка еще не было. Не было также и Шелемехи. В одном из углов я увидел Самборского, а в большой комнате, возле роскошной елки, — Макаренко. Догадов держал его под руку и что-то рассказывал. Я подошел к ним.
Догадов сразу же ухватился за меня, затараторил о своем отъезде на следующий день, оставил мне кучу поручений: способствовать помещению его корреспонденций, отвечать на письма, последить за своевременным переводом гонораров — все, что может сказать друг-журналист, когда уезжает в длительную командировку.
— Мы еще успеем обо всем условиться, — сказал я ему. — Дайте посмотреть на елку.
— Елка необыкновенная, — проговорил Ярослав.
Действительно, елка, густая, развесистая, с широким основанием, с блестящими ярко-зелеными иголками, была замечательно красива. На ее верхушке сияли семь серебристых звезд, напоминавших созвездие Малой Медведицы; самая высокая из них должна была быть Полярной звездой. На золотых и серебряных цепочках, опоясавших елку, слегка покачивались куклы и игрушки. Первые, чуть шаржированные, напоминали всех известных техников, ученых, которые чем-либо прославились за минувший год. Вторые были маленькими моделями машин и аппаратов, появившихся за это время. Еще ниже шел специальный ярус детских игрушек, которые за последний месяц выпустили или приняли к производству детские фабрики.
— Следите за елкой, — сказал Догадов, — я вам что-то сейчас покажу.
Он подошел к стене и щелкнул черным выключателем. Тихонько загудел мотор, и елка медленно закружилась перед нами, показывая себя во всей красе.
— Техники не могут без выдумок, даже когда речь идет о елке, — засмеялся Ярослав.
Догадов остановил елку и отправился в другие комнаты. Мы еще немного постояли возле дерева и тоже отошли, чтобы осмотреть небольшую выставку каких-то загадочных картинок на стенах, которыми Черняк хотел привлечь внимание гостей.
— Ярослав Васильевич, — обратился я к инженеру, — я очень виноват перед вами.
— А что такое?
— Когда Лидия Дмитриевна уезжала на курорт, она оставила мне для вас письмо…
Инженер исподлобья посмотрел на меня.
— Это письмо я, как мне казалось, положил в ящик стола, но не мог найти, когда ехал сюда… У меня иногда бывает такое, — скороговоркой объяснил я.
— Вы уверены, что найдете его?
— Обязательно. Оно не могло исчезнуть из комнаты.
— Я вас очень прошу.
— Завтра с утра все пересмотрю и во что бы то ни стало найду.
— Может быть, мне завтра утром постучать к вам, чтобы вы не забыли?
— Хорошо, пожалуйста. Как только проснетесь, заходите.
Приглашая его, я был неспокоен. «Ну, а если не найду?» — мучила меня мысль.
— А почему она передала письмо через вас?
— Она искала вас, но не могла найти. Вы куда-то исчезли.
— Я работал, — коротко сказал Макаренко.
В этот момент приехал Антон Павлович.
Он сразу же подошел к столу, поздоровался со всеми и попросил побыстрее занять места. Напротив висели часы, и редактор нетерпеливо поглядывал на них. Через несколько минут должно было пробить двенадцать.