Глухая стена
Шрифт:
Он повернул голову, взглянул на часы. Четверть шестого. Снаружи доносился храп одного из ночных охранников. Наверняка это Жозе. Впрочем, пока второй охранник, Роберту, не спит, опасаться особо нечего. Картер подвинул голову, привычно почувствовал под подушкой рукоять пистолета. Помимо ночной охраны и забора это, по сути, единственный залог безопасности. Если кто-нибудь из нетерпеливых грабителей, что прячутся во мраке, решится напасть. Он прекрасно понимал, что они попытаются до него добраться. Белый человек, состоятельный. В такой нищей, разоренной стране, как Ангола, преступность, естественно, цветет пышным цветом. Будь он одним из голодранцев, наверняка бы сам пошел на грабеж.
Нежданно-негаданно
Картер без сна лежал в темноте. Думал о том, что скоро ему стукнет шестьдесят. При той жизни, какую он вел, даже удивительно, что он достиг такого солидного возраста. А жизнь у него была бурная, переменчивая — и опасная.
Он откинул простыню, дуновение прохлады тронуло кожу. Просыпаться на рассвете он не любил. Часы перед восходом солнца — самые незащищенные. Остаешься наедине с темнотой и собственными воспоминаниями. Начинаешь взвинчиваться, возмущаться обидами и несправедливостями. Лишь мысленно сосредоточившись на грядущем отмщении, он успокаивался. Но к тому времени проходило несколько часов. Солнце поднималось над горизонтом. Ночная охрана затевала разговор, а вскоре доносился скрежет висячего замка, когда Селина отпирала дверь, входила на кухню и принималась готовить ему завтрак.
Он снова накинул на себя простыню. В носу защекотало — ну вот, не хватало только зачихать. Ненавистная штука. Собственные аллергии вызывали у него отвращение, были слабостью, которая достойна лишь презрения. В том числе и потому, что чихал он к месту и не к месту. Случалось, чиханье вынуждало его прервать доклад, поскольку говорить было невозможно.
Порой его донимала зудящая сыпь. Порой слезились глаза.
Картер натянул простыню поверх рта. И на сей раз вышел победителем. Чихать расхотелось. Перед внутренним взором потянулись минувшие годы. Множество событий, в результате которых он оказался здесь, в этом доме, в ангольской столице Луанде.
Больше тридцати лет назад он, молодой экономист, начал работать в Вашингтоне, в Международном банке реконструкции и развития. В ту пору его преисполняла вера в возможности Банка улучшить мир. Или хотя бы сделать его справедливее. Большие кредиты, в которых нуждались бедные страны и которые отдельные государства и частные банки в одиночку выделить не могли, стали поводом к созданию означенного Международного банка, учрежденного на конференции в Бреттон-Вудс. И хотя многие из его друзей по Калифорнийскому университету считали, что он ошибается и разумного разрешения мировых экономических проблем от Банка реконструкции и развития ожидать не приходится, Картер не отступил от своего выбора. Радикализма ему, как и другим его сверстникам, было не занимать. Вместе со всеми он ходил на демонстрации, в том числе и против войны во Вьетнаме. Однако никогда не верил, что гражданское неповиновение само по себе способно изменить мир к лучшему. Не верил и в малочисленные и слишком ограниченные социалистические партии. И пришел к выводу, что действовать надо в пределах существующих структур. Хочешь подорвать власть — держись к ней поближе.
Вдобавок у него был секрет. Именно поэтому он оставил Колумбийский университет в Нью-Йорке и перебрался в Калифорнию. Целый год он отслужил во Вьетнаме. В боевом подразделении, которое почти все время дислоцировалось под Анкхе, у стратегически важной дороги западнее Куинёна. За этот год он убил не одного вражеского солдата и вполне отдавал себе отчет, что ничуть об этом не сожалеет. Меж тем как сослуживцы напропалую увлекались наркотиками, он твердо соблюдал воинскую дисциплину. И непоколебимо верил, что уцелеет, ни в коем случае не вернется за океан в пластиковом мешке. Вот тогда-то, душными ночами, патрулируя в джунглях, он пришел к вышеупомянутому выводу: хочешь подорвать власть — держись к ней поближе, будь на ее стороне. И сейчас, когда он, дожидаясь рассвета, лежал в своей ангольской постели, его порой захлестывало то же ощущение. Что он опять в жаркой духоте джунглей и что тогда, тридцать лет назад, выбор был сделан правильно.
Вовремя смекнув, что скоро освободится пост представителя Банка в Анголе, Картер немедля освоил португальский. Карьерный взлет был скорым и головокружительным. Начальство оценило его потенциал. И хотя многие из претендентов превосходили его квалификацией или, по крайней мере, были специалистами более широкого профиля, желанный пост шефа ангольского представительства безоговорочно отдали ему.
Так он впервые оказался в Африке. Всерьез ступил на землю бедной, разоренной страны Южного полушария. Год солдатской службы во Вьетнаме он вообще в расчет не принимал. Там он был врагом, нежеланным пришельцем. В Анголе его ждали. На первых порах он только слушал, смотрел, учился, поражаясь оптимизму и достоинству, какие наперекор всему жили среди ужасающей нищеты.
Минуло почти два года, пока он понял, что то, чем занимается Банк, в корне ошибочно. Вместо того чтобы поддерживать страну на пути к независимости, облегчать восстановление разрушенной войной экономики, Банк, по сути, лишь способствовал обогащению богачей. Картер заметил, что, занимая пост, дающий власть, постоянно видит вокруг себя людей льстивых и вкрадчивых. За радикальными разглагольствованиями скрывались коррупция, трусость и плохо замаскированное своекорыстие. Конечно, были и другие люди — независимые интеллектуалы, кое-кто из министров, — которые тоже все это видели. Но сила была не на их стороне. И кроме того, никто их не слушал.
В конце концов ему стало невмоготу. Он пытался объяснить начальству ошибочность стратегии Банка. Только его не слушали, хотя он снова и снова ездил за океан и старался убедить руководство в своей правоте. Написал огромное количество докладных записок. Ответом неизменно было благодушное безразличие. Во время одного из таких визитов в Вашингтон он впервые почувствовал, что на него начинают смотреть косо, как на обузу, как на нежелательную персону. Однажды вечером, встретившись в джорджтаунском ресторанчике со своим старшим наставником, финансовым аналитиком по фамилии Уитфилд, который опекал его с университетских времен и помог получить пост в Анголе, Картер напрямик спросил: «Я в самом деле стал неудобен? Неужели вправду никто не понимает, что я прав, а Банк ошибается?» Уитфилд резонно ответил, что вопрос поставлен неверно. Прав Картер или нет, значения не имеет. Банк определил свою политику. И будет ее осуществлять независимо от того, ошибочна она или нет.
Следующей ночью Картер снова вылетел в Луанду. И во время перелета, пока сидел в удобном кресле салона первого класса, в его мозгу зрело очень важное решение.
Не одну ночь он затем провел без сна, но в итоге составил себе четкое представление о том, чего, собственно, хочет.
Вот тогда-то он и встретил человека, который убедил его, что он прав.
Впоследствии Картер думал, что важные моменты в жизни всегда представляют собой странную комбинацию осознанных решений и случайностей. Женщины, которых он любил, появлялись на его пути весьма необычным образом. И покидали его точно так же.