Глухая стена
Шрифт:
— Да. У Роберта Мудина прекрасный музыкальный вкус.
Валландер рассказал про телефонные разговоры с Нюбергом и с Анн-Бритт. Итак, можно быть вполне уверенными, что Соня Хёкберг ехала в этой машине.
— Так ведь не обязательно в тот последний раз, — заметил Мартинссон.
— Пока будем считать, что именно в тот. Тем более что после Ландаль прямо-таки сломя голову бежал.
— Значит, объявляем в розыск?
— Да. Поговори с прокурором.
Мартинссон поморщился:
— Может, Ханссон поговорит?
— Он еще не приехал.
—
— Говорят, в Векшё уехал.
— Зачем?
— В тех краях коротает житьишко папаша Эвы Перссон, алкаш.
— Неужто впрямь так важно опросить его?
Валландер пожал плечами:
— Нет у меня времени выбирать приоритеты.
Мартинссон встал:
— Ладно, я поговорю с Викторссоном. И погляжу, нет ли у нас чего на Ландаля. Только бы серверы заработали.
Валландер остановил его:
— Погоди. Что нам известно об этих группировках? В частности, о так называемых веганистах? И всех прочих.
— По словам Ханссона, это что-то вроде рокерских шаек, только поблагороднее. Они громят лаборатории, где проводят опыты на животных.
— Не очень-то справедливо.
— А кто вообще может обвинить Ханссона в справедливости?
— Все-таки я думал, это совершенно бескровные группировки. Гражданское неповиновение без насилия.
— Зачастую так и есть.
— А как же Фальк?
— Нет никаких доказательств, что его убили. Не забывай.
— Но Соня Хёкберг убита. И Лундберг тоже.
— По сути, это свидетельствует лишь об одном: мы понятия не имеем, что за всем этим стоит.
— Роберт Мудин справится?
— Трудно сказать. Но я, понятно, надеюсь.
— Он по-прежнему твердит, что цифра двадцать очень важна?
— Да. Тут он уверен. Я только наполовину понимаю его объяснения. Но он очень убедителен.
Валландер глянул на свой календарь:
— Сегодня у нас четырнадцатое. Без малого через неделю будет двадцатое.
— Если цифра двадцать обозначает именно эту дату. Мы же не знаем.
Валландер вдруг кое-что вспомнил:
— От «Сюдкрафта» мы ничего больше не слыхали? Они должны были провести внутреннее расследование. Как преступник проник на подстанцию? Почему калитку взломали, а дверь отперли?
— Этим занимается Ханссон. Но «Сюдкрафт» явно относится к этому очень серьезно. Ханссон подозревает, что полетит не одна голова.
— Вопрос в том, достаточно ли серьезно мы сами отнеслись к этому, — задумчиво протянул Валландер. — Как Фальк сумел добыть чертеж? И зачем?
— Сплошной туман, — посетовал Мартинссон. — Разумеется, возможность саботажа исключать никак нельзя. От выпущенных на свободу норок до обесточивания целых регионов шаг-то, пожалуй, невелик. По крайней мере, при известном фанатизме.
Валландер ощутил новый прилив беспокойства:
— Кой-чего я опасаюсь, а именно цифры двадцать. Вдруг она все-таки указывает на двадцатое октября? Что должно случиться в этот день?
— Разделяю твои опасения, — отозвался Мартинссон. — Но, как и ты, теряюсь в догадках.
— Может, стоит потолковать с «Сюдкрафтом»? Пускай хотя бы проверят свою готовность к чрезвычайным ситуациям.
Мартинссон с сомнением кивнул:
— Вообще-то возможен и совсем другой подход. Сперва норки. Потом трансформатор. Что дальше?
Ответа нет.
Мартинссон ушел. А Валландер ближайшие несколько часов разбирал горы документов, скопившиеся на столе. И заодно мысленно искал, не упустил ли чего. Увы, упущений он не нашел, только убедился, что они по-прежнему блуждают в пустоте.
Под вечер Валландер собрал группу на совещание. Мартинссон поговорил с Викторссоном. И Юнаса Ландаля уже искали — не только в Швеции, но и за ее пределами. Вдобавок польская полиция откликнулась очень быстро, прислала телекс. Ландаль действительно прибыл в Польшу в тот день, когда сосед последний раз видел его на Снаппханегатан. Отметки о выезде из страны польская полиция не обнаружила. Однако Валландер все же сомневался, что Ландаль находится в Польше. Интуиция подсказывала, что это не так. Анн-Бритт перед совещанием успела поговорить с Эвой Перссон насчет жевательной резинки. Эва подтвердила, что Соня иногда жевала лимонную резинку. Хотя не могла припомнить, когда это было последний раз. Нюберг скрупулезно обследовал всю машину и отослал на экспертизу огромное количество пластиковых пакетиков с волокнами и волосками. Только экспертиза может подтвердить, что Соня Хёкберг в самом деле ездила в автомобиле Ландаля. И как раз по этому поводу между Мартинссоном и Анн-Бритт периодически разгорался бурный спор. Если Соня Хёкберг и Юнас Ландаль действительно встречались, то вполне естественно, она могла ездить в его машине. И если даже удастся установить сей факт, все равно доказать, что именно эта машина доставила ее на трансформаторную подстанцию, невозможно.
Валландер в спор не встревал. Оба неправы. И оба устали. В конце концов спор иссяк сам собой. Ханссон прокатился в Векшё действительно совершенно попусту. Вдобавок заехал не туда и заметил это слишком поздно. Папаша Эвы Перссон обитал в невообразимой халупе неподалеку от Висланды. Когда Ханссон все ж таки разыскал его, он уже здорово нагрузился и ничего мало-мальски полезного сообщить не мог. В довершение всего, упоминая имя дочери и будущее, которое ее ждет, каждый раз ударялся в слезы. Ханссон поспешил поскорей уехать.
Поиски «мерседеса»-фургона пока ни к чему не привели. Кроме того, через гонконгское отделение «Америкэн экспресс» Валландер получил факс от начальника тамошней полиции, некоего Вана, где сообщалось, что по указанному адресу человек по имени Фу Чжэн не проживает. Пока они совещались, Роберт Мудин продолжал поединок с фальковским компьютером. После долгой и, по мнению Валландера, совершенно излишней дискуссии было решено еще день-другой повременить, а уж потом связаться со стокгольмскими компьютерщиками.