Глупая сказка
Шрифт:
– Когда как. Если их меньше, чем нас…
– Драка была?
– Бывало… Но, в общем-то, и в хвосте пруда неплохо брало, только караси там поменьше. Но ясное дело, у плотины лучше, хоть и опасней. Первый лед совсем тонкий, а глубина там метра четыре.
– Ух ты!
– Да… Поэтому мы ползком по льду передвигались, по-пластунски…
– Как разведчики!
– Вроде этого.
– Здоровски!
– Ляжешь животом на лед, а скользко-прескользко, дернешься в одну сторону, а тебя в другую несет. Принцип реактивности. Знаешь?
– Еще бы! Про принцип реактивности любой сопляк знает.
– Вот… Поэтому у нас с собой ножи были.
– Перочинные или столовые?
– Трофейные…
– Страшно было?
– Честно говоря, жутковато. Лед такой тонкий и прозрачный, что под тобой до самого дна видно. Водоросли, рыбы плавают, раки спят.
– Шутишь?
– Вот еще… Все абсолютно видно. Кажется, что паришь в воздухе над самой водой. Дыхнуть боишься. Такое чувство, если воздух из себя выпустишь, сразу на дно пойдешь. Так, едва дыша, и начинаешь лунки долбить.
– Лежа?
– Конечно. А как же? Вставать нельзя. Попытаешься встать – сразу под воду уйдешь. Два-три удара ножом, и лунка готова. Сразу надо отползти, потому что вода так фонтаном и ударит. Подождешь, пока вода успокоится, подползешь к лунке …
– Прямо по воде?
– Да… Она тонкая и сразу на одежде в лед превращается… Опускаешь в лунку крючок с наживкой, в основном на мотыля ловили. Удочку поперек лунки кладешь, чтобы карась под лед не утащил. Чуть подальше другую лунку делаешь. Штук пять-шесть. Потом ползешь назад к берегу…
– Зачем назад-то? Там бы и лежал.
– Во-первых, холодно. Во-вторых, ему снизу все видно…
– Кому?
– Ну карасю, кому же еще… Ни за что не подойдет, если ты разляжешься возле лунки. На берегу костер разложим, картошки испечем, чай в котелке вскипятим. К тому времени солнце взойдет, все вокруг заискрится, засверкает, лед совсем прозрачным сделается, кажется, что он и вовсе растаял. Позавтракаешь, чайку попьешь и снова ползешь к лункам… Карасям подо льдом воздуха не хватает, вот они и собираются к лунке. Целая стая стоит, дышит кислородом. Подползешь, значит, а они врассыпную, только, один ходит кругами – попался. Осторожно подводишь его к лунке, а потом рывком на лед. Возьмешь в ладони, а он по сравнению со снегом и льдом теплым-претеплым кажется. Подержишь в руках, а потом со всего маху бросаешь на лед, поближе к берегу, чтобы подобрать на обратном пути. Ну и зрелище, я тебе скажу! Прямо как в сказке! Лед под солнцем голубой-преголубой, а карась красный-красный: здоровый, сильный, словно огнем налитый, скачет аж на полметра. Подпрыгнет вверх, несколько раз перевернется в воздухе и шлеп на лед, аж стон по пруду пойдет. А потом уже ниже прыгнет, еще ниже и реже, реже, пока не затихнет на льду, лежит неподвижно, а потом как вдруг взовьется! Как рванет вверх, еще выше, чем в первый раз! Словно осколок радуги промчался по серому зимнему небу! И все… Уже не шевелится больше… Как камень… В других лунках тоже по карасю сидит… Отцепишь, бросишь на то место, что и первого, зарядишь снова удочки и ползешь назад к плотине. По дороге собираешь улов…
– Живые еще?
– Нет, конечно. Застынут… Только последний еще слегка бьется… Всех по карманам рассуешь, а его, полуживого, в руке держишь, чтобы не выскочил из кармана и не ускакал. А рука-то теплая, без варежки, так что с живым до плотины и доползешь. Этих, полуживых в котелок с теплой водой пускали, чтобы отогрелись. А они думают, наверно, что весна наступила, а может, и лето, резвятся, вскидываются, друг на друга налазят, рты раскрытые на поверхность высовывают, словно мошек ожидают… Мы их живыми так домой и приносим, интересно ведь матери показать, а если у кого есть младшие сестренка или братишка – радости-то сколько! Улов ссыпа?ли в холщовые сумки… У каждого была такая сумка через плечо…
– Как у нищего в сказках Андерсена… Я по телику видел…
– Приблизительно… Удобная, между прочим, штука, на пруд в ней продукты несешь, а с пруда карасей. Иногда, когда день ясный, да морозец легкий, да ветра нет, да удача за тобой по пятам ходит, по полной сумке приносили. Вывалишь на стол, а они расползутся по всей поверхности, как бруски смазанной маслом бронзы… Мать положит их в теплую воду, отогреет, почистит, достанет из-под лечи огромную-преогромную чугунную сковородку и начинает жарить… Потом все в чугун уложит, луком засыплет, сметаной зальет и рогачом шерх в угли, в самую печь, в самое пекло…
– Пап…
– Ладно уж тебе, послушай… А ты сидишь на лавке, ждешь не дождешься, как кот облизываешься… А потом с хлебом да простоквашей как дашь! Полчугуна как не бывало, а чугун почти в мой обхват…
Рис угрюмо проглотил слюну.
– Никогда карасей не ел, но палтус тоже ничего рыба, – заметил он.
– Конечно, ничего, но все же никакого сравнения.
– Верю, – кивнул Рис. Видно, рассказ про карасей произвел на него впечатление. Никогда Рис так охотно не соглашался. Обычно он до конца отстаивал собственное мнение.
– Конечно, не всегда так рыбалка гладко проходила. Бывали случаи, кто-нибудь проваливался под лед. Вот тогда жарко нам приходилось! Выловим пацана из проруби и бегом к скирде соломы – неподалеку скирда соломы стояла, – разденем его догола, закопаем в солому, а сами скорей давай одежду на костре сушить. Да разве она на морозе так быстро высохнет? Так в мокрой и бежит пацан в деревню. Ну, конечно не к себе домой, потому что от матери такая порка будет, что вовек не забудешь, а к кому-нибудь из друзей. Залезет на печку, отогреется, а одежда его прямо в печи сушится. Выгребут уголь, затолкают туда одежду, и к вечеру все в порядке. Только вот валенки высохнуть не успеют. Но это уже ерунда. Мол, в сугроб попал, снег и насыпался, соврет пацан.
– А тебе тоже проваливаться приходилось?
– Раза два.
– И в соломе сидел?
– Конечно, сидел.
– Колется небось?
– Еще как. Так солома надерет, что тело все в красных пятнах. Неделю потом ходишь, чешешься.
– Страшно было проваливаться?
– А то нет? Сразу камнем идешь ко дну. Одежда-то тяжелая. Особенно валенки… Да еще вода туда нальется… Гирями тянут… Самое главное, когда провалился, не барахтаться… Цепляйся за край проруби и жди, пока тебя друзья не выручат. Если же начнешь барахтаться, то унесет от проруби и будешь тыкаться головой об лед, пока тебе каюк не придет. Называется, затянуло под лед. Самая опасная штука.
– Ну, а были такие, которые барахтались?
– Один так и не выплыл…
– Совсем?
– Совсем. Потыкался в лед…
Между тем мы были уже у цели.
Дом был холоден и пуст, как может быть холодно и пусто жилище, в котором никто не ночевал.
Лесной сырой воздух через открытое окно на веранде проник в комнаты и вытеснил домашние запахи: пищи, человека, вещей. Женщине даже показалось, что предметы в комнате покрыты утренней росой, и она машинально провела рукой по клеенке стола, но клеенка оказалась сухой и неожиданно теплой. Женщина любила эту старенькую, изрезанную клеенку в голубых цветочках – спутницу ее молодости. Клеенка была очень стара, но все же сохранила слабый запах резины, и этот запах волновал женщину, напоминал ей о том, что когда-то здесь, за столом, покрытым этой клеенкой, собиралось много дорогих ей людей. От людей уже ничего не осталось, клеенка жива…