Глядя в будущее. Автобиография
Шрифт:
Кораблем — моим спасителем — был "Финбэк", подлодка ВМС США. Человек с кинокамерой оказался лейтенантом Биллом Эдвардсом. Он стоял, продолжая накручивать свой фильм, пока лодка подходила, а на переднюю палубу высыпало полдюжины моряков. "С прибытием на борт! — сказал один из них, вытягивая меня из моего подпрыгивающего судна. — Давайте спустимся вниз. Командир хочет убраться отсюда ко всем чертям". На дрожащих ногах я проковылял через рубку внутрь "Финбэка". Люки захлопнулись, прозвучала сирена, и командир подлодки отдал приказ: "Погружение!"
В тесной кают-компании подлодки меня
Как член 51-й эскадрильи я жил ощущением свободы, которое приходило во время полета. Я составлял часть команды, однако с сохранением своей индивидуальности. Но, живя с офицерами и командой "Финбэка", я узнал о другом роде сыгранности в работе и о другой опасности.
Что бы поначалу ни думали спасенные авиаторы, "Финбэк" был не спасательным судном, а боевым кораблем на задании. Как бы сильно ни хотелось нам вернуться в свои эскадрильи, пришлось ждать благоприятного случая, пока подлодка не бросила якорь на Мидуэе, выполнив свою боевую задачу.
Среди прочих вещей ожидание на подлодке означало возможность взглянуть на войну изнутри, находясь скорее в точке приема, чем отправления при воздушном бомбометании. Говорят о риске боевых полетов, но на самолете вы можете отстреливаться и маневрировать. На подлодке вы дышите спертым воздухом и покрываетесь потом в брюхе металлической трубы, находящейся под вражеским огнем.
В этом задании "Финбэк" потопил достаточно вражеского тоннажа, чтобы командир подлодки капитан второго ранга Р. Р. Уильямс получил "Серебряную Звезду". Он и его команда заслужили эту награду. Однажды в надводном плавании мы были атакованы японским бомбардировщиком класса "Нелл". Когда мы погрузились, нас забросали глубинными бомбами. Подлодка содрогалась, и гости-летчики с тревогой поглядывали на членов экипажа. "Далековато", — успокаивали они нас.
Но это было достаточно близко. Командование ВМС наградило меня за выполнение задачи на Титидзиме крестом "За выдающиеся заслуги", но то, что произошло со мной у острова, завершилось быстро, а вот если находиться под разрывами глубинных бомб в подлодке, то даже 10 минут могут показаться вечностью.
Но месяц на борту "Финбэка" был отмечен и лучшими моментами. Там я обрел дружбу, которая длится всю жизнь. У меня была возможность поразмышлять о тяжелой потере у Титидзимы. Через шесть дней после моего спасения я написал своим родителям письмо, в котором так описал свои чувства в то время:
"Я пытаюсь думать об этом как можно меньше. Однако я не могу выбросить из головы мысль о тех двоих. О, со мной все в порядке, я хочу снова летать и этого не боюсь, но я знаю, что не могу зачеркнуть в памяти это происшествие, и не думаю, чтобы я хотел совершенно забыть о нем".
Были пережиты и лучшие моменты, когда я стоял на мостике впередсмотрящим с полуночи до четырех утра, в то время как "Финбэк" скользил по поверхности, чтобы подзарядить аккумуляторы. Подлодка двигалась словно дельфин, вода плескалась за кормой; океан менял свою окраску от черноты до сверкающей белизны.
Это напоминало мне дом, наши семейные каникулы в Мэне. Ночи были чистыми, и звезды горели так ярко, что, казалось, их можно потрогать. Это было подобно гипнозу. Был мир, спокойствие, красота — просто божья благодать.
Я до сих пор не понимаю "логики" войны — почему некоторые выживают, а другие гибнут в числе первых. Но тот месяц на "Финбэке" дал мне достаточно времени поразмыслить, глубоко погрузиться в самого себя, поискать ответы. Когда становишься старше и пытаешься восстановить в памяти поступки, которые сделали из тебя ту личность, какой ты стал, вехами являются особые моменты проникновения в себя, даже пробуждения. Я вспоминаю дни и ночи на подлодке ВМС США "Финбэк" как один из таких моментов и, возможно, важнейший из всех.
Я снова оказался на "Сан-Джасинто" и в своей 51-й эскадрилье только через восемь недель после того, как меня сбили, но как раз вовремя, чтобы принять участие в ударах по позициям и скоплениям кораблей противника на Филиппинах. В октябре 1944 года американские войска высадились на остров Лейте. В ноябре наша эскадрилья действовала в районе Манильской бухты. Мы также узнали, что более сотни В-29, взлетевших с Тайваня, бомбили Токио. Война на Тихом океане спустя три года после того, как она началась, завершала полный цикл, и петля вокруг собственно японских островов затягивалась все туже.
В декабре наша эскадрилья была заменена новой, и после 58 боевых вылетов меня отправили домой. Ни одно воссоединение с семьей не совершалось по лучшему сценарию. Я прибыл в сочельник. Были слезы, смех, объятия, радость, любовь и тепло семьи в праздничном кругу.
Барбара и я поженились двумя неделями позже, 6 января 1945 года, в Первой пресвитерианской церкви в ее родном городе Райе; один из моих близких друзей по эскадрилье Милт Мур был участником свадебного торжества.
Через несколько месяцев я получил новое назначение в новую часть — 153-ю группу бомбардировщиков-торпедоносцев ВМС, подготавливаемую для вторжения в Японию. Весь мой опыт за полтора года боевых действий в Тихом океане говорил мне, что это будет наиболее кровопролитная и самая затяжная битва во всей войне. На японских военных лидеров не подействовали массированные налеты на Токио. Казалось, они избрали курс на самоубийство нации, не считаясь с ценой человеческих жизней.
Теперь, спустя годы, когда бы я ни услышал чью-либо критику решения президента Трумэна сбросить атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, я задаюсь вопросом: помнит ли критикующий те дни и действительно ли он задумывался над альтернативой — миллионы убитых в вооруженных силах обеих сторон и, возможно, десятки миллионов погибших среди гражданского населения Японии? Решение Гарри Трумэна было не просто смелым, оно было дальновидным. Он избавил мир и японский народ от невообразимого массового истребления.