Гнёт ее заботы
Шрифт:
Кроуфорд растопырил пальцы своей изувеченной руки.
– Прости. Так зачем ты тогда оставил эти штуки?
Китс уставился на реку за окном.
– Я не знаю Майк. Думаю по той же самой причине, по которой я не ушел, когда администрация больницы сочла, что я достаточно несведущ и невнимателен, чтобы определить меня к Лукасу. Чем больше я знаю об этих созданиях, этих вампирах, тем больше шансов, что мне удастся освободиться от одного из них, что наблюдало за моим рождением… и убило мою мать.
Кроуфорд кивнул, но подумал, что Китс лгал, главным образом самому себе.
– Так что, получается, руководство больницы обо всем этом знает?
– Безусловно… хотя и трудно сказать, что именно. Конечно, многие наши пациенты расходятся с человеческой нормой, особенно если заглянуть им внутрь, но в отклонениях
– Так почему я хочу поехать в Швейцарию?
Китс улыбнулся - немного печально.
– Альпы недостижимой мечтой высятся над всеми снами нефферов. Он пристально вглядывался в реку, словно ища там подходящее объяснение. В Южной Америке, говорят, есть растение, которое вызывает галлюцинации у людей, пьющих чай заваренный из его листьев. Галлюцинации эти напоминают видения навеваемые опиумом, но только в этом случае все видят одно и то же. Насколько я знаю, огромный каменный город. Даже если человеку не говорили, чего ожидать, он все равно увидит этот город, точно такой же, как и все остальные принимавшие наркотик люди.
Он прервался, чтобы допить вино, и Кроуфорд махнул рукой, чтобы принесли еще.
– Спасибо. Жизнь неффера в чем-то похожа. Твой сон насчет Альп. Пару месяцев назад из самых худших трущоб Суррейсайда [77] в больницу доставили мальчика, который умирал от чахотки. И он не задержался там надолго. Но преждечем он умер, он нашел кусок древесного угля и нарисовал на стене возле своей кровати прекрасную картину горы. Один из докторов увидел ее и пожелал узнать, из какой книги мальчик срисовал это идеально детализированное изображение горы Монблан. Все просто отвечали, что не знают - было бы слишком хлопотно объяснять ему, что мальчик извлек все это из головы, что он книги-то и в глаза не видывал, и никогда не бывал на востоке дальше Тауэра, и, что его мать сказала, что он в жизни никогда ничего не рисовал, даже прутиком на земле.
77
Суррейсайд (англ. Surrey side) - район в юго-восточной части Лондона, расположенный по южную, обращенную к графству Суррей, сторону Темзы. Район доков, чернорабочих, перенаселенности, грязи и нищеты. Все это делало Суррейсайд далеко «не самым приятным» районом Лондона. «Один из самых мрачных и подозрительных районов города» - так описывает этот район Конан Дойль в повести «Знак четырех».
– Ну, может быть, я туда и не поеду. Может быть, я… ну не знаю… Он поднял взгляд и увидел улыбку Китса.
– Ну хорошо, черт побери, я должен туда поехать. Может быть, там я смогу найти выход из этого дьявольского положения.
– Ага, конечно. Как тот выход с самого дна Дантовского ада, что просто вел в Чистилище. Китс поднялся на ноги и на мгновенье задержал руку на плече Кроуфорда.
– Ты, пожалуй, можешь подождать меня здесь. Я удостоверюсь, что за мной не следят, и я сообщу тебе, если увижу каких-нибудь подозрительных типов околачивающихся по соседству. Если я не вернусь через час, тебе лучше предположить, что меня задержали, и просто уехать с тем, что на тебе и в твоих карманах.
ГЛАВА 5
Блуждал меж страсти я и отвращенья
К столь ненавистным мне предметам вожделенья.
— Сэмюэль Тэйлор Кольридж [78]
После того как Китс ушел,
78
Сэмюэль Тэйлор Кольридж, Боли сна (The Pains of Sleep).
Он отправится в путешествие и будет жить экономно, пока не кончатся деньги. В Лондоне человек мог безбедно - хотя и не обновляя каждый день гардероб и не налегая на мясо в диете - прожить на пятьдесят фунтов в год, а на континенте жизнь, несомненно, должна быть дешевле. А уж с годовой свободой действий, он, пожалуй, найдет себе убежище где-нибудь в этом мире.
Все, что ему нужно сделать, это переправиться через Английский канал [79] , и он был бесшабашно уверен, что уж это-то ему удастся. «В конце концов, разве не служил он морским хирургом почти три года»? Он заверил себя, что все еще кое-что смыслит в морских делах, и что даже без паспорта сможет как-нибудь попасть на борт корабля.
79
Английский канал. Он же Ла-Манш.
Принесли новое пиво, и он задумчиво сделал маленький глоток. «Джулию, наверное, уже похоронили, - подумал он.
– Думаю, теперь я знаю, почему я хотел на ней жениться - потому что доктор, особенно акушер, должен быть женат, а так же потому, что хотел доказать себе, что могу иметь детей. Ну и, пожалуй, потому, что все мои друзья твердили мне, что она сногсшибательная партия, … и отчасти, признаю, потому что хотел вытеснить воспоминания о моей первой жене. Но почему она хотела выйти за меня, вот в чем вопрос? Потому что я преуспевающий лондонский доктор, ну или, во всяком случае, был им, который как ей представлялось, должен был, несомненно, в скором времени разбогатеть? Потому что она меня любила? Теперь, пожалуй, я этого никогда не узнаю».
«Кем ты была, Джулия»?
– подумал он. Это напомнило ему, как она сказала о своей сестре: «Она должна стать Джозефиной - кто бы это не оказался».
Ему казалось, что все, что сохранит его память об Англии, это оставшиеся здесь могилы. Могила его младшего брата, который из яростных волн Морей-Ферт взывал юного Майкла о помощи, двадцать лет назад. Взывал тщетно, так как море в тот день было беспощадным, стихийным монстром, обрушивающимся на скалы, словно стая волков вгрызающихся в тело. Майкл сидел там, куда не достигали волны, и сквозь слезы смотрел, пока рука его брата не прекратила махать, и не скрылась из глаз в пучине бушующих волн. Каролине достался более скромный памятник, только инициалы и даты, которые одной пьяной ночью он украдкой вырезал на стене паба, построенного на месте сгоревшего вместе с ней дома. А теперь добавилась еще и могила Джулии, которую он никогда не увидит. И каждая из этих могил была памятником его неспособности быть таким, каким должен быть человек.
«Какая часть того, чем я себясчитал, останется здесь, - размышлял он, погруженный в пену, оставшуюся на дне бокала, - когда я покину этот постоялый двор и отправлюсь в Лондонский Док? Надеюсь что достаточная. Все чем я пытался быть как Майкл Кроуфорд: судовым хирургом, потому что Кэролайн хотела, чтобы я был моряком; повивальной бабкой, потому что мне всегда чудилось что-то важное в невинности младенцев». Он отставил бокал и подмигнул искаженному in vitro [80] отражению своего лица на его поверхности. «С этого момента и впредь только ты и я, - подумал он, глядя на отражение. Мы свободны».
80
In vitro (латинский) - выращенный в пробирке (искусственный, неестественный). Vitro (vitrum) - стекло.