Гнёт Луны
Шрифт:
Ил взревела и запустила в самодовольного урода стаканчик, зубную пасту, кусок мыла и тюбик с кремом для рук, но мужчина лениво увернулся от каждого снаряда.
— Но можно пропить всякие травки, — Феликс обнажил зубы в улыбке, — чтобы ослабить гон.
— Какие?! — Ил затряслась в ярости.
— Но это идти против природы, Пинки.
— Да какая нахер в этом природа?! — зарычала Ил, зарастая милой розовой шерсткой. Ее лицо с хрустом вытянулось в волчью морду, и она шагнула к Феликсу на пружинистых лапах, скаля клыки. — Это не природа! Это
Мужчина склонил голову с ласковой улыбкой и развел руки для объятий, в которые девушка с жалобным ворчанием нырнула. Через секунду она злобно оттолкнула от себя Феликса и растерянно вылетела в коридор.
— Ты, — она вперилась глазами, горящими зеленым огнем, во влюбленного Ричарда, который ожидал ее на пороге кухни, — урод мохнатый.
— Ты такая милая, — юноша охнул. — Розовая и пушистая!
Ил с рыком дернулась в его сторону, но Феликс заключил ее в стальные объятия и крепко прижал к себе. Она с воплями, рыком и всхрипами попыталась вырваться из его рук, желая сожрать ойкнувшего Ричарда.
— Уходи! — рявкнул Феликс. — Немедленно!
— Шавка мерзкая, — Или клацнула пастью. — Я тебе кишки через жопу вырву!
— Пока, Пинки, — Ричард прошмыгнул мимо с неловкой и смущенной улыбкой и поспешно ретировался, хлопнув дверью. — Еще увидимся!
— Вернись, трусливая мразь! — ощерилась она. — Я сожру твой мерзкий собачий член!
Феликс затащил упирающуюся Илону в спальню, швырнул на кровать и когда она кинулась на него, бросил в ее сторону тушку сырой индейки. Девушка перехватила когтистыми лапами подмороженную птицу и голодно вгрызлась в нее, раздирая на части. Шерстистые колени неприятно заскользили по паркету.
— Первое правило брачных игрищ — накормить волчицу, — Феликс сел на край кровати, утомленно наблюдая за тем, как Ил с хрустом разгрызает мясистую ножку индейки. — Второе правило — она должна быть отдохнувшая. Что тут сложного?
— Пошел в жопу, — огрызнулась Ил, проглатывая кусок сырого мяса вместе с костью. — Хренов ловелас.
— У меня ни одна случка не кончалась такой истерикой, — Феликс невоспитанно разлегся на кровати, подминая под голову подушку.
Илона разгрызла птичий позвоночник и зло посмотрела на гостя, чистосердечно признавшись:
— Я не хочу тебя любить!
— Это не любовь, Пинки. Это куда хуже.
— Я не хочу этого куда хуже! — Ил облизала морду. — Не хочу! Ты мне не нравишься! Ты жуткий, отвратительный тип, который похищает людей во сне и насильно обращает в оборотней!
— Это было единожды и в очередном припадке тоски, — скривился Феликс. — И я уже сотню раз об этом пожалел. В мои планы не входило нянчиться с истеричкой, которая то с обрывов прыгает, то через несколько дней после обращения выбегает к людям. Я в большей жопе, чем ты. Волочиться за капризным мальчишкой и, мать вашу, страдать по его мохнатой заднице. Меня тошнит от самого себя. Ладно бы мужиков любил, но нет же!
— Ути-пути, — Илона пробралась в коридор и зарылась в мешки в поисках
Она сорвала пищевую пленку с говяжьей вырезки и с жадностью заглотила весь кусок не пережевывая. Ил замерла, чувствуя, как обруч боли сжал ее грудь, и к ней незамедлительно подскочил Феликс, который рывком поднял ее, надавливая на солнечное сплетение. Она с омерзительной отрыжкой исторгнула из себя склизкий ошметок говядины.
— Я больше так не могу, — Ил повисла в руках мужчины и вытерла рот, печально глядя на окровавленную вырезку у босых ступней. — Дай мне умереть.
— Нравится тебе или нет, но ты теперь часть моей стаи, моей семьи, Пинки, — прошипел Феликс. — Я тоже не в восторге, но я вынужден заботиться о тебе. Я совершил большую ошибку и теперь несу за тебя ответственность.
— Пусти.
Илона выскользнула из объятий равнодушного мужчины и устало зашлепала на кухню. Она заварила кофе, утопая в отчаянии и печали, и села у окошка, наблюдая за Мехметом, который раскачивал чернявого внука на качелях.
— Мне станет легче? — она отхлебнула горькой жижи.
— Нет, если ты будешь дальше упрямиться и играть в гордую одиночку. Я могу стать тебе другом, Пинки, — мужчина тяжело вздохнул. — Ты обрела новую семью.
— Господи, — она закрыла глаза. — Нет ничего гаже жить рядом с тем, кто тебя просто терпит. Я не хочу быть вынужденной частью семьи, Феликс. Я достойна не жалости, а любви. Какой тогда смысл в семье? Нет. Никакого в этом смысла.
Ил улыбнулась, когда Мехмет подхватил внука на руки и крепко его обнял. Она тяжело поднялась и вернулась в спальню под мрачным взглядом Феликса. Девушка с кряхтением достала из шкафа чемодан и начала закидывать в него свои скромные пожитки.
— Куда это ты собралась? — Феликс нахмурился.
— Домой, — она вытащила из комода стопку чистых трусиков и кинула к остальным вещам. — К маме и папе.
— Тебе нельзя…
— Они моя семья, — она подняла с пола зубную щетку и сердито посмотрела на мужчину. — Не ты. Потому что именно они подарили мне жизнь в любви и счастье. К черту тебя, твоих волков, луну, лес и прочую хрень. Моя первая любовь тоже меня жестко отфрендзонила, но я пережила. Под грустную музыку, мамины салатики и под футбол с папулей.
Она застегнула чемодан, облачилась в мягкие плюшевые штаны и растянутый свитер, игнорируя недовольный рык Феликса.
— Ты подставляешь мою стаю, — мужчина заскрипел зубами. — Если ты обратишься…
— Это ты подставил свою стаю, когда притащил в лес и укусил. Больно и страшно, знаешь ли, было, — Ил лучезарно улыбнулась. — А мама с папой меня примут любой. Даже с хвостом. А теперь уходи. Не переживай, каких только уродов не встретишь в ночном автобусе.
Она надела маску на лицо, напялила на голову панамку и кивнула мужчине, выпроваживая его взглядом из своей норы. Она дождалась, когда Феликс бесшумно скроется из квартиры, и забежала к Марго, предупредить, что уезжает на неопределенное время.