Гнев ангелов

Коннолли Джон

— Оставь его, Адив, — строго произнес Эпстайн, но тот уже не на шутку разъярился.

Последняя неделя прошла на редкость скверно, и сейчас телохранитель дал выход своему гневу. Он бросился вдогонку, но жертва его гнева оказалась гораздо более проворной, тем более что ноги Адива еще болели после долгой прогулки из Пайн-Барренса в Джерси. И все-таки он умудрился ухватиться за ремень потрепанного ранца мерзавца, который тот, сбросив с плеча, держал в руке. Негодяй отпустил сумку так неожиданно, что Адив потерял равновесие и повалился на спину, больно ударившись копчиком. Оглянувшись на преследователя, желтушный помедлил, словно раздумывая, стоит ли пытаться вернуть ранец и не отвесить ли еще пару пинков

похитителю, но, похоже испугавшись, решил пожертвовать своим имуществом.

— Жид пархатый! — напоследок выкрикнул он и быстро исчез в темноте улицы.

— Я поимел твою сумку, кретин! — крикнул Адив. — Ты проиграл, придурок!

Поднявшись на ноги, он отряхнулся и, потирая ушибленный копчик, захромал обратно к машине. Лиат, открыв дверцу со стороны пассажирского сиденья, стояла на дороге, наблюдая за ним. Адив заметил в ее руке пистолет.

— Я забрал его сумку! — торжествующе воскликнул Адив, потрясая трофеем.

Лиат встревоженно помотала головой. «Нет-нет», — пыталась предостеречь женщина. Она замахала руками, словно крича: «Брось ее, Адив. Брось и беги!» Женщина помогла Эпстайну вылезти из машины и оттащила его на безопасное расстояние, заняв положение между рабби и Адивом.

И тогда на последнего вроде бы снизошло озарение. Он глянул на свою добычу: небольшой ранец из мягкой коричневой кожи, застегнутый впереди лишь на одну пряжку. Приоткрыв ранец, Адив заглянул внутрь. Там лежал завернутый в фольгу пакет, по форме напоминавший бутерброды, а рядом стоял термос.

— По-моему, тут нет ничего особенного, — заметил Адив. — Подозреваю…

Но ему не удалось поделиться своими подозрениями.

Глава 37

Я стремился скорее добраться до Фоллс-Энда, чтобы еще разок поговорить с Мариэль Веттерс. После нового разговора я мог бы прикинуть, как быстрее отыскать тот самолет. Однако мне выдалась удачная возможность провести вечерок с малышкой Сэм, поскольку ее мама Рейчел приехала вместе с ней в Портленд.

К сожалению, с ними — неудачно — прикатил и Джефф, нынешний хахаль Рейчел.

Почему же мне не нравился Джефф? Так, давайте-ка посчитаем. Мне не нравился Джефф, потому что он настолько «поправел», что у него Муссолини стал похож на Че Гевару; потому что у него слишком шикарные волосы и зубы, особенно для человека, достаточно пожившего, чтобы первые изрядно поредели, да и и вторых тоже слегка поубавилось; потому что, где бы мы ни встречались, он называл меня либо «грозой гангстеров», либо «приятелем», точно у него язык не поворачивался произнести мое обычное имя; ну и потому еще, что он спал с моей бывшей подружкой, а любой бывший дружок втайне хочет, чтобы немедленно после расставания экс-пассия удалилась в монастырь и там страдала, сожалея о том дне, когда упустила такое сокровище, и дала обет целомудрия, исходя из того, что раз уж она познала лучшее, то не стоит опускать планку.

Ладно, разумеется, последняя причина моей неприязни к Джеффу превосходила все прочие, но и те имели немаловажное значение.

Мне хотелось почаще видеться с Сэм, и мы с Рейчел полагали такое желание благотворным. Слишком долго я старался держаться подальше от дочери — возможно, отчасти справедливо — ради ее же безопасности, но на самом деле такая отстраненность мне не нравилась, да и ей тоже. Теперь мы стали видеться по меньшей мере раз или два в месяц, что имело двойственные последствия: радовало меня то, что я проводил с ней больше времени, а огорчало то, что после этих встреч я сильнее скучал по ней.

В этот вечер, правда, мне повезло: Джеффу предстояло толкать речь на банкете в ресторане портлендского отеля «Холидей инн», и Рейчел воспользовалась его приглашением, чтобы дать мне возможность провести лишний

вечер с Сэм, пока она будет играть роль благодушной подруги, внимая своекорыстным и бредовым разглагольствованиям Джеффа по поводу реорганизации банковской системы. Согласно статьям «Портленд феникс», речь его шла под заголовком «Возвращение к прозрачному регулированию: Возрождение богатства Америки». Обозреватель «Феникса» так разъярился по этому поводу, что для его гневных излияний газета предоставила дополнительные полстраницы, и даже этого ему оказалось мало. Он смог бы заполнить такой полемикой целую газету, если бы появление в городе Джеффа не предоставило ему шанс лично подискутировать об объекте его ярости. Это событие, пожалуй, даже заслуживало посещения просто ради того, чтобы послушать, с какими речами выступит репортер «Феникса» перед Джеффом, если бы вдобавок не пришлось слушать также и последнего.

Мы с Сэм сначала подкрепились в знакомой пиццерии портового квартала Портленда, где девочке удалось создать затейливые цветные рисунки на бумажной скатерти, а потом решили перебраться в кафе-мороженое «Билз», намереваясь завершить прогулку сандеем — мягким пломбиром с разнообразными добавками из фруктов, сиропа, орехов и сбитых сливок. Ангел и Луис присоединились к нам, когда мы доедали пиццу, и уже все вчетвером мы побрели в «Билз». Когда Ангел и Луис изредка присоединялись к нашим встречам, Сэм поглядывала на них с легким благоговением. Ангел часто смешил ее, и с ним она чувствовала себя свободно, а к Луису прониклась какой-то застенчивой любовью. Ей пока еще не удалось склонить его взять ее за руку, но с деланой снисходительностью он позволял ей держаться за пояс его пальто. Я подозревал, что в глубине души ему даже нравилось внимание малышки.

Итак, наша весьма живописная компания ввалилась в кафе, и надо отдать должное кассирше — она очень быстро справилась с изумлением, когда пришло время нас обслужить.

Я заказал по порции мороженого каждому, однако Ангел захотел двойную.

— Во бл…! — начал было Луис, но вовремя вспомнил, что находится в приличном заведении в компании с ребенком, который держится за его пояс и взирает на него с обожанием. — Я хотел сказать, — продолжил он, стараясь выразить свое неодобрение без использования непристойных слов, — что, может, одной порции… э-э… будет… э-э… достаточно для удовлетворения твоего… э-э… аппетита.

— Намекаешь, что я растолстел? — спросил Ангел.

— Если пока и нет, то вполне можешь увидеть толстяка в зеркале после сегодняшнего десерта. Может, после двойной дозы мороженого, опустив очи, ты не увидишь собственные ноги, потому как взгляд попросту упрется в живот.

Сэм рассмеялась.

— Вот толстяк, — заявила она Ангелу. — Толстый толстяк.

— Это невежливо, Сэм, — заметил я. — И кроме того, дядя Ангел вовсе не толстый. У него просто широкая кость.

— Иди ты к дь… — Теперь и Ангел осознал, где и с кем он находится. — Я не толстый, милая, — возразил он Сэм. — У меня одни мускулы, а твой папа и дядя Луис просто завидуют, потому что им приходится следить за тем, сколько они едят. Зато мы с тобой можем заказать мороженого сколько душе угодно и, съев его, станем лишь еще симпатичнее.

На личике Сэм отразилось сомнение, но она не собиралась спорить с тем, кто сказал, что она станет еще симпатичнее.

— Вы по-прежнему желаете заказать двойную порцию? — поинтересовалась кассирша.

— Разумеется, я по-прежнему желаю двойную, — подтвердил Ангел, а когда Луис направился к столику в сопровождении Сэм, тихо добавил: — Только сделайте мне взбитые сливки без сахара и не поливайте сиропом.

Мороженщица начала готовить наш заказ. В кафе было тихо. Кроме нашего, занят оказался лишь один столик. Сезон заканчивался. Скоро кафе-мороженое закроется на зиму.