Гнев Божий.
Шрифт:
– Супрамати, Супрамати, чего стоит твой венец мага, если ты уже отчаиваешься, не начав даже дела? – послышался любимый голос.
– Жестокая Нара, наконец пришла ты ко мне! – вырвалось у Супрамати.
От радости он вскочил со своего места.
– Могу ли я оставаться вдали от тебя, когда ты страдаешь, когда я вижу, что настал недобрый час борьбы с сомнениями и разочарованием, – ответила Нара, любовно на него глядя. – Мужайся, Супрамати! Ты укротил дракона, ты подчинил себе духов ада и смущаешься перед необходимостью соприкоснуться с людьми. Ведь это же только ларвы, которых надо укротить.
Супрамати схватил ее руки.
– Ты права. Я страдаю и теряю душевную гармонию. Я властвую над существами и стихиями, а во мне самом
И он стремительно привлек ее к себе.
– Ты не знаешь, как мне тяжело сталкиваться с глупой толпой, подвергаться ее насмешкам, проповедовать этим глупцам то, чего они не желают понимать!
Нара тихонько высвободилась и придвинула стул.
– Разве мое присутствие здесь не показывает тебе, что мы постоянно работаем вместе, и что душа моя ощущает каждое движение твоей души. А теперь, Супрамати, сбрось с себя недостойную мага слабость. Разве мы не привыкли бороться с низшими существами? Тебе достаточно убеждения в своем превосходстве, но подумай чуточку и о тех, кого ты покоришь, которые окажутся способными понять тебя и оценить даруемое им тобою благо. Ты – вроде искателя жемчуга, который из глубины океана преступления и мрака извлекает гадкую раковину, в глубине которой скрыта, однако, драгоценная жемчужина – душа, подобная твоей, способная стать носительницей света, поборницей добра. Труд извлечения этой драгоценности из раковины не может и не должен казаться тебе ничтожным. Ты же ведь трудишься уже над подобным делом. Маленькая Ольга также жемчужина, нашедшая своего ювелира, чтобы оправить ее в золото. Но будь уверен, что даже и среди этой развращенной толпы ты откроешь драгоценные, деятельные и готовые к восприятию души, которыми ты будешь когда-нибудь гордиться, подобно тому, как Эбрамар гордится нами.
– Ты права, Нара, это была минута недостойной слабости. Я должен бы знать, что ничто не дается без труда; только улавливать души, может быть, труднее, нежели добиваться венца мага, – возразил Супрамати с оттенком грусти.
Потом, приблизившись к Наре, он сказал, признательно глядя на нее:
– Благодарю, благодарю от всей души за твой приход, верная подруга. В тяжелые минуты помощь твоя всегда поддерживает меня.
– Я с радостью прихожу. Могу ли я быть вдали от тебя, когда ты страдаешь, а я знаю, что присутствие мое восстанавливает твое равновесие. Благодаря Бога, цель эта достигнута, мой маг пришел в себя. А теперь, – продолжала она лукаво, – поди утешь свою жену. Сейчас она хотела войти; но, услыхав мой голос, не могла устоять против соблазна приподнять немного портьеру. При виде меня в ее ревнивом сердечке вспыхнуло подозрение, она считает меня опасной соперницей. Счастливый ребенок, который еще может ревновать, а вот мы, бедные старики, уже более на это не способны.
И Нара залилась серебристым смехом, видимо, забавляясь удивлением Супрамати, сразу возвращенного к действительности.
– А теперь прощай, – продолжала Нара. Она подошла, взяла руками голову Супрамати и запечатлела на его лбу поцелуй.
– Братский поцелуй, – лукаво шепнула она ему на ухо.
В то же мгновенье ее окружило облако голубоватого пара, в котором она как бы растаяла, и по комнате пронесся, как последний прощальный привет, мягкий, гармоничный аккорд.
Несколько минут Супрамати стоял и не мог собрать свои мысли; душу его наполнило глубокое, ясное спокойствие и выражение неизъяснимого счастья озарило его лицо.
– Да, поистине прекрасна эта чистая гармония, позволяющая любить без сомнения и ревности, но бедная Ольга далека от этого… Ее несовершенное сердце волнуется всеми земными страстями и надо идти успокоить ее и утешить.
На самом деле, в душе молодой женщины разыгралась целая буря ревности и отчаяния. Перечитав несколько раз одну из предстоявших ей речей и начав изучать ее, она наткнулась на несколько не совсем понятных мест и решила спросить у мужа объяснения. Но возле двери кабинета она вдруг застыла, как вкопанная.
Гармоничный серебристый голос говорил там на незнакомом ей языке. У Супрамати была женщина! И
Около Супрамати стояла женщина истинно небесной красоты. Простая белая туника обрисовывала ее стройные формы, а густые, белокурые, золотистые волосы, шелковистые пряди которых падали почти до земли, окутывали ее, словно блестящей мантией. Голубоватый, светлый свет окружал голову, украшенную удивительными фосфоресцировавшими цветами. Большие темные глаза чаровницы смотрели на Супрамати с выражением любви и его восторженный взор тоже любовно смотрел на незнакомку. И вдруг он привлек ее к себе…
Далее Ольга ничего не видела… Как преследуемая фуриями, бросилась она в свою комнату и, упав на колени возле окна, зарылась лицом в шелковую подушку, лежавшую на подоконнике.
В сердце ее кипел настоящий ураган. Вот действительная царица его сердца: женщина эта, божественной красоты, была равна ему по знанию и гармонии своего существа. Ее он несомненно должен любить совершенно другой любовью, чем спокойная и покровительственная привязанность к ней; да это и естественно. Как дурна и ничтожна должна она была казаться ему рядом с этой магиней, принадлежащей, вероятно, к братству адептов и пришедшей освежить своей беседой и своим присутствием прекрасного и бессмертного, подобно ей, человека, который чувствует себя отшельником или изгнанником между ними, смертными. Да, да, Супрамати должен очень страдать от любви такого ничтожного существа, но как она была тщеславна и слепа, воображая, что может завладеть его сердцем. Нет! Лучше умереть, чем терпеть такое мучение, переносить мысль, что даже такой человек может обманывать, скрыв от нее, что эта чаровница посещает его, а он отдыхает в разговоре с нею после скуки в обществе невежественной и глупой жены.
Слезы душили ее; потом, озаренная новой мыслью, она схватилась руками за голову.
– Как скрыть от него то, что кипело в ней? Не успеет он войти, как уже все прочтет в ее сердце и голове… А если он обидится и, помимо всего, станет еще презирать ее?…
Она не заметила, что портьера уже приподнялась и Супрамати остановился на пороге, смотря на нее весело и снисходительно. Затем он подошел ближе, придвинул стул и сел возле. Совершенно поглощенная бушевавшей в душе бурей, Ольга ничего не видела и не слышала.
Спустя минуту он взял ее руку и сказал дружески, притворяясь, что не знает о том, что ее волнует:
– Боже мой, Ольга, ты, кажется, в отчаянии? Что так огорчает тебя?
При звуке его голоса Ольга стремительно вскочила; в ее прекрасных влажных глазах ясно отражались бурные, волновавшие ее чувства.
– Супрамати, прости… Я отлично знаю, что ты уже прочел все мои гадкие мысли и мне стыдно перед тобою, но я так несчастна. Невыносимо тяжело чувствовать себя недостойной.
Слезы брызнули из ее глаз и она прижалась губами руке мужа, все еще державшего ее руку. Супрамати от души рассмеялся и привлек ее к себе.
– Глупенькая, не стыдно ли быть ревнивой до такой степени, что сердечко твое готово разорваться и ты подозреваешь меня в неверности, в тайных свиданиях. И такое нечистое чувство закрадывается в душу жены мага!
– Супрамати, будь милостив и не отгоняй меня за такие преступные относительно себя мысли. Я хочу побороть это дурное, мучительное чувство, потому что сознаю невозможность соперничества с этой женщиной, прекрасной, как небесное видение. Около нее я – безобразна, как обезьяна, и глупа; я не могу понимать тебя, как поймет она. Но право, тяжело сознавать, что ей принадлежит твоя любовь, а меня ты только терпишь. А я, глупая, надеялась, что, несмотря па мое ничтожество перед тобой, ты все же любишь меня…