Гнев божий
Шрифт:
Когда капитан Шариф пришел в себя — он повернул голову. Рядом с ним сидел человек в форме полковника пакистанской армии и читал газету. Он еще какое-то время читал ее, а потом поднял глаза и увидел, что раненый смотрит на него.
— Ты пришел в себя? — сказал полковник на пушту. — Это хорошо. Я долго ждал, пока ты придешь в себя.
Капитан Шариф понял, что про него знают все — не могут не знать. Оставалось только понять, что они от него хотят. Если душманы хотят его смерти — то эти, скорее всего, хотят, чтобы он предал революцию.
— Ты знаешь пушту, поэтому я говорю на твоем языке. Ты пуштун, но сражаешься за безбожников. Почему ты это делаешь?
Алим продолжал молчать.
— В твоей стране тебя приговорили к смерти. Хочешь прочитать об этом?
Полковник повернул газету — это была афганская
— Как знаешь. Ты никому не нужен, кроме нас. Признаться, я восхищен твоим мужеством. Даже жаль, что это мужество никому сейчас не нужно. Если бы ты попал в руки людей Хекматьяра — они бы сделали из тебя тюльпан. [100] Или повесили бы. Ноты все равно пошел на нашу сторону.
Полковник помолчал.
— Я никогда этого не понимал. Я долго работал против вашей страны и даже был несколько раз в Кабуле. Каждый раз, когда я встречался с агентами — они первым делом требовали денег. Денег, денег, еще больше денег. Один раз я приехал в Кабул под видом дукандора, и у меня было столько денег, что они не помещались в карманах, я взял с собой небольшой мешок. И все равно мне этих денег не хватило. Особенно хотели денег ваши чиновники и генералы — они очень хотели денег, но и те, кто воюет за Аллаха, — они тоже хотели денег. Скажи, почему ты пошел на смерть?
Алим улыбнулся с чувством превосходства:
— Вам этого не понять.
— Ты напрасно так улыбаешься, ведь победил не ты, а я. Но я такой же офицер, как и ты. Ты когда-нибудь задумывался — а что будет после того, как закончится эта война? Кому будет нужна твоя страна — да и моя тоже?
Алим не отвечал — но слушал. Внимательно слушал.
— Никому. Они не будут нужны никому в этом мире. О нас просто забудут. Ты никогда не задумывался о том, как это плохо — быть забытым и никому не нужным?
Алим продолжал слушать.
— Между нами больше сходства, чем ты думаешь. Ты думаешь, я каждый день по пять раз встаю раком, чтобы поклониться Аллаху? Ошибаешься, у меня нет на это времени, хотя я знаю Коран от первого раката до последнего. Тебя научили шурави, меня научили англичане — но и тебя и меня учили тому же. Если чернь хочет Бога над собой — неважно, как он называется, — пусть он будет, этот Бог, пусть чернь молится ему по пять раз на дню и думает, что если она погибнет в бою — то ее ждет семьдесят девственниц — это хорошо, ведь в жизни многие из них не познают и одной. Этих людей много, они фанатичны, даже слепо фанатичны и готовы умереть ради той цели, которую им укажут поводыри. Но поводыри не должны верить, ибо вера предполагает слепоту, а куда зайдет стадо слепых, ведомое таким же слепым, — думаю, тебе не надо рассказывать.
Полковник сложил газету, поднялся.
— Ты мне нужен. Мне нужен человек, который с детства привык видеть мир вокруг себя, а не молиться Аллаху. Мне нужен человек, которого учили шурави, потому что воевать придется в первую очередь против шурави, англизы и американцы слишком сильны еще, чтобы выступать. Но если ты не хочешь воевать против шурави, потому что они учили тебя, я пойму это, у нас немало врагов, найдется враг и для тебя. Подумай над этим и встань на правильную сторону. А пока — поправляйся.
Примерно через месяц Алим вышел из больницы, полковник — он пока представлялся как полковник Фахим — заехал за ним на машине лично. Танай уже договорился с Хекматьяром и работал на него, пакистанские военные спешно прорабатывали варианты интеграции бежавших афганских офицеров в систему исламского сопротивления. Прорабатывались варианты боевых операций исходя из тех секретных документов по организации обороны, которые вывез Танай. По Афганистану ползли слухи, выпускались воззвания, подписанные Танаем, с призывом переходить на его сторону, быстроногие ходоки с той стороны границы являлись к командирам корпусов и дивизий с личными посланиями от низложенного министра обороны. Но большая часть афганских офицеров интегрировалась не в существующие бандформирования, под патронажем генерального штаба Пакистана и межведомственной разведслужбы они составляли костяк новой армии, армии, которой еще не было, армии, которая полностью находилась бы под контролем пакистанских спецслужб и была бы армией, а не буйной бандитской вольницей, которая всем порядком поднадоела. Это
Но было и еще кое-что. Талибы все же были пока локальной армией, нацеленной на локальную задачу — Афганистан (который они так целиком и не взяли). Но пакистанская межведомственная разведка за время противостояния с Советским Союзом впервые вышла за пределы страны и региона, в ней появились специалисты, способные работать по всему Востоку и Африке, появились специалисты по международному шпионажу. Приехавшие на джихад добровольцы со многих стран мира должны были вернуться по своим странам — опаленные войной, искалеченные, кто-то телом и все — душой, забывшие свой язык и разговаривающие на пушту, изучившие в медресе ваххабизм и привыкшие к самому разнузданному насилию, оправдываемому лозунгами Корана. Это были готовые кадры для глобальной войны, войны нового поколения. Коммунизм сходил со сцены, но голодные и угнетенные оставались — а это отличное топливо для террора и войны, люди, которым нечего терять, кроме цепей своих.
Автомобиль, в котором ехали полковник и Алим Шариф, остановился около одной из роскошных вилл утопающего в зелени Исламабада, города-спутника Равалпинди и столицы страны. Дом охраняли десантники из сто одиннадцатой бригады.
Здесь, в этом доме, жил очень влиятельный человек в Пакистане, оставшийся таким, даже несмотря на его отставку, — бывший директор ИСИ генерал Хамид Гуль, сын которого храбро воевал с шурави. Его отправили в отставку в восемьдесят девятом, после провала операции по захвату Джелалабада — но это было только предлогом, истинной же причиной была борьба в высших эшелонах власти Пакистана, которая не утихала с тех пор, как в авиакатастрофе (подстроенной) погиб президент страны генерал Мухаммед Зия уль-Хак, а вместе с ним погибли многие генералы, в том числе генерал-полковник Ахтар Абдул Рахман Хан, начальник пакистанской межведомственной разведки ИСИ, собиравший по приказу доверявшего ему президента компромат на всех остальных генералов. Когда этого компромата не стало — многие жаждущие власти генералы стали неуправляемыми, разгорелась грызня за власть. Поговаривали даже, что генерал Гуль ушел сам, опасаясь за свою жизнь.
Как бы то ни было — генерала Гуля в этот день в стране не было, генерал Гуль был где-то на Востоке. Но зато в гостевом домике он дал приют человеку, отряд которого был почти полностью разгромлен шурави во время операции «Магистраль», отряда Тор Лаглак, Черные Аисты. Этот спецназ моджахедов показал себя в том бою не с лучшей стороны, однако командир этого отряда был чрезвычайно важен сам по себе. Дело было в том, что он был не афганцем и не пакистанцем — он был родом из Саудовской Аравии. Более того, он был сыном одного из богатейших людей этой страны, был вхож в высшие круги саудовской аристократии, которая просто купалась в золоте. Именно поэтому дальновидный генерал Гуль дал пристанище этому человеку в своем доме, и именно с его рекомендательными письмами он улетел на Восток, лично договариваться о том, что они будут делать после того, как закончится джихад против Советов. За время джихада Пакистан превратился в большое змеиное гнездо — и змеи из него не желали быть проклятыми и забытыми. Генерал Гуль прекрасно понимал, чего хотят ближневосточные шейхи, имеющие огромные деньги, они не имели второй составной части могущества — власти! Они даже не могли как следует защитить себя — от выкормышей коммунистов типа Саддама Хусейна и Ясира Арафата их защищали американцы со своими авианосцами и экспедиционными силами. Генерал Гуль и другие пакистанские генералы, привыкшие решать все проблемы применением силы, отлично понимали, какое унижение испытывают ближневосточные шейхи, которые, чтобы защитить себя и свои деньги, вынуждены принимать помощь от неверных. Они готовы были предложить им кое-что другое — то, от чего в будущем содрогнется весь мир.