Гнев Нефертити

Мессадье Жеральд

Это окончательно сразило Сменхкару. Его юный брат был настоящим стратегом.

Приглашенная на ужин будущим супругом, Меритатон поспешила отправиться к нему: любой случай был хорош для продвижения своих пешек.

Она задала вопрос о дате их свадьбы. Он ответил, что считает более мудрым организовать церемонию в Фивах, но, поскольку этот город был чужим для него, он не смог еще определиться с датой. Она недоумевала. Фивы! Она выросла в Ахетатоне. Ее одиночество и здесь

было велико, что же с ней будет в городе, в котором она никогда раньше не бывала? К тому же она рисковала потерять Неферхеру.

— И мы все поедем в Фивы? — вскрикнула она. — Мои сестры тоже?

Он заметил слезы в ее глазах.

— Многие фивяне счастливы жить в этом городе, — ответил он улыбаясь.

— Но… плод трудов моего отца… столица царства… Это совсем противоречит его политике. Он ненавидел Фивы!

— Мне хорошо были известны желания твоего отца, — ответил он. — Действительно, он особенно любил Ахетатон, поскольку это было его творение. Но царь не может ненавидеть свои земли и города, Меритатон. Он также был царем Фив, Мемфиса и всех городов долины.

Она все больше злилась.

— Ты уступишь жрецам, убившим мою мать и отца, твоего брата, и намеревавшимся тебя короновать? Тебе недостаточно имени, которое ты избрал для коронации? Ты представляешь моего отца избранником Ра… Что бы он об этом сказал? На тебя, должно быть, оказали давление…

Она заметалась. Его это удивило.

— Я думаю, — ответил он нарочито спокойно, — что власть будет сильней, если не использовать ее для борьбы с собственными подданными.

Затем, пристально глядя на нее, твердо добавил:

— Если мы будем упрямо сохранять Ахетатон как изолированный островок царской власти, твоя жизнь тоже будет в опасности.

Аргумент был веским. Меритатон замолчала и принялась жевать куриную ножку. Она намеревалась продвинуть свои пешки, но противник оказался слишком силен.

— Считаю, что будет полезнее, сохраняя память о твоем брате, не уронить достоинство, — сказала она.

— Такой подход более разумен, — согласился Сменхкара, зачерпывая резной деревянной ложкой из блюда бобы с луком.

— Можно провести все церемонии в Фивах и затем вернуться сюда.

— Я подумаю над этим, — произнес он. — Я жду, когда соберутся верховные жрецы и выскажут свое мнение.

— Где они соберутся?

— Здесь, в Ахетатоне.

Он приветливо посмотрел на нее и задержал взгляд на округлостях ее тела. Любила ли она раньше и любит ли сейчас?

В конце ужина подали финики. Меритатон, в свою очередь, оценивала будущего супруга, отказываясь ненавидеть человека, с которым должна будет жить. Он был соблазнителен и уж точно умен, он продемонстрировал ей это совсем недавно. Она считала его бесхарактерным, но он оказался осмотрительным, а может быть, и хитрым. Но желать его физически она

была не способна. «Мое сердце принадлежит другому», — подумала она.

— Что ты решил по поводу погребения моей матери? — спросила Меритатон.

— А что же я должен был решить? — Он удивился. — Ее бальзамируют, а затем перевезут, согласно воле моего брата, в горы, ожидать возрождения рядом с ним.

— Ты будешь при этом присутствовать?

— Это же очевидно, — ответил он. — Она была супругой моего брата.

— Ты был очень привязан к моему отцу?

— Он был воплощением бога, — ответил он, как будто разговаривая сам с собой.

Она задумалась над тем, как почитание Эхнатона совмещалось у Сменхкары с тем, что она считала настоящим предательством, не говоря уже о выбранном имени. Ну надо же, придумал себе имя: Эхнеферура!

Вернувшись, она еще на лестнице услышала резкие возгласы кормилицы, обращенные к Анхесенпаатон. Та готова была расплакаться.

— Что происходит? — спросила Меритатон.

— Я застала ее в саду играющей с простолюдином!

— А ты сама не простолюдинка?

Кормилица недоуменно посмотрела на нее.

— Но, госпожа… Царица никогда бы не позволила этого!

— Отныне здесь командую я, — твердо заявила Меритатон. — Я знаю этого мальчика, моя сестра может с ним играть.

— Она позвала стражу, чтобы прогнать его! — вскричала Анхесенпаатон.

— Кормилица! Пусть стражники вернут мальчика, — приказала Меритатон. — Его зовут Пасар.

Все остальные кормилицы изумленно слушали. Через четверть часа начальник охраны пришел сказать Меритатон, что нашел Пасара. Анхесенпаатон устремилась в сад. Кормилица недовольно смотрела на Меритатон.

— Пойми, — сказала ей Меритатон, — мы живем во дворце, а не в тюрьме.

Но говорила она это скорее для того, чтобы убедить саму себя.

Она вернулась в свою комнату, окно в которой было широко открыто. Царевна еле сдержала крик. Быстрое хлопанье крыльев взбивало воздух перед окном и сопровождалось пронзительным криком. На полу билась голубка, раненая, но еще живая. Она вырвалась из когтей коршуна.

Меритатон взяла голубку в руки. Птица продолжала биться. В глазах ее отражался страх. Царевна закричала. Ее платье и руки были в крови. Прибежала кормилица.

— Воды! Мне нужно помыться! Посмотрите, может, эта птица выживет…

Она верила в предзнаменования. Кормилица взяла из ее рук птицу, осмотрела ее и повернулась к Меритатон.

— Да, — сказала она.

— Я хочу, чтобы эту голубку вылечили, как если бы она была моей.

— Да, госпожа.

Прибежали царевны. Анхесенпаатон и ее старшая сестра молча посмотрели друг на друга.

— Когда она поправится, мы поселим ее с дроздом, — через некоторое время сказала Анхесенпаатон.