Гнев Новороссии
Шрифт:
– Иглодержатель…
Работа, такая, что самые тонкие ювелиры по сравнению с двумя хирургами сейчас кажутся грубыми сапожниками! Стежок за стежком сшиваются тонкие структуры природного фильтра. Секунда за секундой люди в зеленых операционных робах отвоевывают шансы на жизнь пациента у неумолимого рока. Хирурги работали, не замечая, как ломит спину от многочасового стояния у операционного стола, как слепит глаза яркий свет бестеневых ламп. Только тихие отрывистые команды и такие же тихие и сосредоточенные подтверждения их выполнения. Прерывистый писк кардиомонитора, шум аппарата искусственной вентиляции
– Промокни мне лоб, – вполголоса просит Новиков операционную медсестру.
Та молча отирает куском стерильной марли, зажатой в изогнутом корнцанге.
Опустевший флакон с физраствором сменяется на емкость с цельной кровью. Операционная сестра колесиком-«бегунком» регулирует частоту капель в системе внутривенного вливания. Сейчас раненый балансирует между жизнью и смертью на тончайшем лезвии скальпеля, на острие изогнутой иглы, которая в умелых руках хирурга ведет стежок за стежком очередной шов.
– Костя, следи, чтобы у пациента не развился ДВС-синдром.
– Понял.
Синдром диссеминированного свертывания крови сейчас опасен, как никогда. Тромбоциты слипаются, и в просвете сосуда образуются опасные сгустки крови. И при этом сосудистые стенки теряют проницаемость, выпуская кровь наружу. ДВС-синдром может быть побочным эффектом глубокого шока или же следствием чрезмерного «разбавления» крови физраствором при восполнении циркуляторного объема.
Но, как говорится, Бог миловал, сложнейшая операция близилась к завершению. Правда, еще рано говорить о благополучном исходе, но хирурги сделали все возможное, и даже чуточку сверх этого.
– Этого пациента – в палату интенсивной терапии под усиленный присмотр. Докладывать лично мне о его состоянии каждые полчаса, – распорядился подполковник медицинской службы. – А вам, коллега, огромное спасибо за блестящее ассистирование.
– Не за что, Юрий Гаврилович, – слабо улыбнулся Новиков. Он был настолько вымотан, что сил на эмоции после четырех с половиной часов операции просто не оставалось.
Костя Новиков зашел в палатку, легкие туфли, в которых он обычно оперировал, офицер все же снял – спать обутым воспитание не позволяло. А вот стащить одежду уже не сумел. Молодой хирург рухнул на койку, уснул, еще не успев коснуться щекой подушки.
Казалось, уснул лишь минуту назад, а уже солдат настойчиво трясет за плечо:
– Товарищ старший лейтенант, раненых привезли!
– А?! Что?.. Как?.. – спросонья Костя Новиков не шибко хорошо соображал.
– Украинский штурмовик нанес удар по нашим позициям зажигательными бомбами. Там трое обожженных.
– Какие бомбы? – старший лейтенант быстро переодевался. Даже на передовой он старался следить за внешним видом – доктор должен быть чистоплотен всегда.
– Фосфорные.
– Раненых ни в коем случае нельзя резать! С фосфором нужно работать только под слоем воды, – распоряжения молодой офицер медслужбы отдавал уже на бегу, надевая латексные перчатки.
Возле подвала полуразрушенного дома под флагом с красным крестом стояли носилки. Рядом с ними – закопченные и запыленные ополченцы.
Руководствуясь распоряжениями Новикова, раненого положили в ванну и выключили свет. В полутьме на обожженном теле отчетливо проступили светящиеся
Обожженных фосфором русские военврачи спасли, хотя с такими ранениями не сталкивался никто со времен Вьетнамской войны. Именно там звездно-полосатые каратели использовали самые бесчеловечные средства уничтожения мирного населения. Теперь их опыт переняли бандеровские прихвостни, убивая и калеча своих же граждан, которые – всего-то – хотят говорить по-русски и жить на своей земле.
– Этих раненых необходимо, как можно скорее, доставить в ожоговый центр Института неотложной и восстановительной хирургии имени Гусака. Пусть ими занимаются комбустиологи. А то у нас тут – ни соответствующих условий, ни профильных специалистов, – сказал Юрий Гаврилович. – Да, и того паренька с ранением в почку тоже следовало бы перевезти. Но состояние еще тяжелое. Сутки его понаблюдаем и все же будем эвакуировать. Костя, отвезешь раненых.
– Есть!
Состояние раненого, которого прооперировали Юрий Гаврилович и Костя Новиков, было тяжелым, но все же уже некритичным. Реаниматолог Ирина Митько всю ночь не отходила от пациента, который был весь опутан проводами и трубками, что вели к мудреным приборам и системам гемоинфузии. Первые регистрировали биотоки сердца и выписывали причудливые ломаные линии, а вторые по каплям переливали в вены пациента жизнь. Особое внимание врачи уделяли анализам, нужно было контролировать функциональные показатели, тем более – после такой сложной операции.
К утру у пациента началось мочеотделение – почки работали! Как говорится, у кого, кроме реаниматолога, семь капель чужой мочи, капающие через катетер, могут вызвать счастливую улыбку?! [46] Чуть погодя раненый пришел в себя. Юрий Гаврилович Авраимов вместе с Костей Новиковым поспешили к постели больного. Его бледные губы изогнулись в слабой улыбке.
– Спасибо… – едва слышный шепот раненого стал наградой для хирургов: одного умудренного опытом и убеленного сединами, а второго – совсем еще молодого, но уже набирающего врачебное мастерство. На войне учатся и взрослеют быстро. А что до благодарности пациента – так для последователей Гиппократа это и была лучшая из наград.
46
Андрей Анатольевич Ломачинский «Академия родная».
К полудню все раненые уже были готовы к транспортировке. В головном джипе «Тигр» разместили прооперированного паренька, на второй машине был боец с тяжелыми фосфорными ожогами. Остальных раненых везли на двух «уазиках-таблетках» из Ленинской больницы Славянска.
Бойцы Народного ополчения Донбасса провожали своих боевых товарищей.
– Отдохнете, ребята, после тяжелых боев! – говорили молодые ветераны необъявленной войны.
Война выматывала и тело, и душу, окопная жизнь в постоянном напряжении, постоянный недосып, накал боев, адреналиновый запал перестрелок – все это жутко расшатывало нервы.