Гнев Новороссии
Шрифт:
– Боец, замени на флакон с реаполиглюкином [42] . И дексаметазон внутривенно – четыре «кубика». Дима, сможешь дошить без меня?
– Справлюсь, – кивнул военфельдшер.
– И срочно отправляй его в госпиталь, состояние у раненого все еще очень тяжелое.
Следующий раненый был «попроще»: проникающее ранение в грудную клетку. Но, слава богу, ни легкие, ни сердце оказались не задеты. Военврач приступил к хирургической обработке раны. Осколки со звоном падали в подставленное оцинкованное ведро. Константин Новиков промыл рану и стал накладывать швы, работал он быстро и расчетливо, он понимал, что переделывать времени не хватит.
42
Реаполиглюкин –
– Боец, держи флакон повыше, – по прозрачной трубке в кровеносное русло раненого через «Венфлон» по каплям поступала жизнь. – Все, этого уносите, вроде бы должен выкарабкаться.
На всякий случай Константин Новиков ввел довольно значительную дозу антибиотика широкого спектра действия через специальную мембрану универсального венозного катетера.
Эти двое были самыми тяжелыми, в остальных случаях требовалась только первичная хирургическая обработка ран.
После раненых настал черед убитых. Тела погибших украинских военных, перед тем как загрузить в кузов «КамАЗа», подробно фотографировали и вносили в специальный список, который сверяли обе стороны. Это было необходимо, чтобы впоследствии передать тела погибших противнику.
Когда со скорбным ритуалом было покончено, медицинские джипы и грузовик с телами погибших отправились в Ленинскую больницу Славянска.
Очередной вызов поднял старшего лейтенанта Новикова с постели в два часа ночи.
– Какого… Виноват, товарищ подполковник медицинской службы… В чем дело? – Костя стоял перед командиром, пошатываясь. Он изо всех сил старался держать глаза открытыми.
Но после очередных слов отца-командира глаза его подчиненного распахнулись, как у персонажа мультфильма-аниме.
– Что?!! Опять спасать украинских военных? У них что, на всю Хохляндию уже ни одного госпиталя не осталось?!!
– Там – исключительный случай. Боевики «Правого сектора» расстреляли военных за отказ открывать огонь по мирным жителям. Но трое из них все же выжили. Они сейчас у ополченцев – на блокпосту у Черевковки. Им срочно нужна квалифицированная помощь, выезжай.
– Понял, Юрий Гаврилович. Сейчас соберу ребят.
Два джипа перемахнули через мост над речкой Казенный Торец и свернули на разбитую дорогу, ведущую к Черевковке.
На блокпосту русских врачей уже ждали, часовой с РПК на ремне через плечо дважды мигнул фонариком, приказывая остановиться. К головному джипу «Тигр» подошел боец с сумкой с красным крестом и невысокий кряжистый мужик в выцветшем камуфляже по прозвищу Кузнец – это был командир блокпоста.
– Они там, трое раненых. Выглядят так, словно бы восстали из ада. Да так оно и есть.
– Пойдемте, поглядим, – ответил старший лейтенант медицинской службы.
Это действительно было страшное зрелище. На матрасах лежали настоящие мумии! Лица, почерневшие от того ужаса, что пришлось пережить, глаза абсолютно пусты, с застывшей на дне черной тоской – той, что толкает в петлю или виском на дуло пистолета. Двое были в лохмотьях камуфляжа, а еще один – в изорванной черной форме со стилизованным трезубцем на рукаве.
Этот выглядел более-менее сносно. Но вот состояние двух других было близким к кататонии [43] .
Константин Новиков, не мешкая, приступил к оказанию помощи, проверил общее состояние и занялся ранами «выходцев с того света». У одного была прострелена грудь, у другого смертоносный кусочек свинца застрял в плече. Военврач проверил правильность наложения повязок и остался доволен качеством обработки ран. В полевых условиях лучше сделать было нельзя. Это он и сказал
43
Кататония – острое психосоматическое расстройство, при котором угнетаются практически все функции организма.
– Черт побери, здесь ведь нужен психиатр! Ну, ничего, вот доставим вас в госпиталь, там вам помогут…
– Доктор, мне нужно, чтобы вы записали мои показания, – обратился третий пострадавший, в изорванном черном обмундировании.
– Подожди, сначала обработаю твои раны и вколю противошоковое…
– Нет! От лекарств я «отключусь»! Сначала запишите мои показания, прошу. Это – моя исповедь…
– Хорошо, диктуй, – Константин Новиков достал бланк истории болезни, которому суждено было стать обвинительным документом.
– Я, капитан Национальной гвардии Украины Виталий Мамалага…
Уроженец небольшого городка Горловка на Донбассе, он считал себя истинным патриотом Украины. Не доверяя лозунгам, Виталий Мамалага сам решил дойти до сути: получив одно высшее образование, он не остановился на достигнутом и поступил на исторический факультет Донецкого национального университета. В архивных документах он находил доказательства величия своей страны, той, которую он знал после 1991 года.
Правда, становление мировоззрения Виталия началось с книг Виктора, прости господи, Суворова – предателя-перебежчика Резуна. Его ложь уже давно и многими авторами была разоблачена. Но именно тогда книги предателя фатальным образом подействовали на неокрепшие мозги юного правдоискателя. Так что его украинский патриотизм в большей степени был просто замешен на примитивнейшей и довольно агрессивной русофобии.
Но в нынешних временах это было именно тем, что гарантировало скорое продвижение в украинских националистических кругах. Кровавый Евромайдан зимой 2013/14 года и последующая «дерусификация» Украины только укрепили радикальные убеждения Виталия Мамалаги.
Евромайдан стал для него пропуском в Нацгвардию, и не просто в боевое подразделение, а Управление по идеологической работе: воплощать русофобские идеи предателя Резуна. Виталий Мамалага участвовал в неудачном для бандеровских карателей штурме Донецкого областного совета, был контужен и захвачен в плен. Активиста Нацгвардии Украины обменяли на командира донецких повстанцев. Виталий Мамалага снова вернулся в действующие войска антитеррористической операции бандеровских карателей. Как героя, его повысили в звании и отправили на самый напряженный участок «антитеррористической операции» – в Славянск.
Но с тех пор бывший историк начал сомневаться в такой трактовке украинского патриотизма, которую навязывали ему и которую, в свою очередь, Виталий Мамалага сам навязывал бойцам. Он не мог больше «не замечать» откровенной враждебности населения, в мятежном Донбассе их называли нацистами и оккупантами. Старушки, помнившие еще гитлеровских оккупантов, плевали им в лицо. Мужики-шахтеры сжимали кулаки с плохо скрываемой злобой. Матери, которые еще не успели эвакуироваться на восток – в Россию, пугали своих детей «черными дядями с автоматами». А те сорванцы, что постарше, норовили зарядить камнем. В голову или в стекло машины. Собственно, и бойня под Волновахой в селе Ольгинка случилась из-за того, что украинских военных из 51-й механизированной бригады из Владимира Волынского местные жители не пустили на постой. А потом их расстреляли в Форест-парке донецкие ополченцы.