Гнев Перуна
Шрифт:
Князь Святополк впадал в отчаяние. Заставить этого разбойника, этого татя Гориславича, целовать крест на верность ему, киевскому князю!.. Понимал, что сие глубокое унижение для державца Руси — Святополка Изяславича! Как и то, что многие младшие русские князья сидели тихо по своим отчинам, боясь Мономаха, а не киевского князя... Как и то, что все они на зов Мономаха мгновенно ополчались и шли против Степи половецкой... оборонять прежде всего землю Мономаха — Переяславщину!..
Выходит, что Владимир Мономах, сидящий на переяславской окраине, подчинил себе всех меньших князей, княжат и сыновцев. Позови только — и они пойдут и супротив... Святополка!..
Получается, что Святополк сидит в Киеве из милости Мономашьей... Правда, киевские бояре остерегаются пустить переяславского князя через Золотые ворота. Ибо знают: он им сразу подсечёт своевольство их необузданное! Но когда подопрёт беда?..
Мрачные думы раздирали душу Святополка. Поэтому всё ему было не так. Был груб с челядниками, покрикивал на дворню, злобно огрызался на знаки внимания и нежность жены-половчанки. Никому не было покоя, никто не мог угодить ему, ни к кому в сердце его не было ни капли добра или нежности.
В княжьем тереме говорили вполголоса, ходили оглядываясь, проскальзывали, боясь попасть ему на глаза. Только с боярами Святополк старался как-то держаться, дабы не спугнуть киевских можцев, ведь силой и милостью их держался.
Из Любеча, куда съезжались князья по зову Мономаха для замирения, Святополк возвращался в Киев не один. Пригласил к себе Давида Игоревича, сына одного из последних недержавных Ярославичей — Игоря, который держал Волынские отчины. Пригласил ещё младших сыновцев — Василька, князя Теребовлянского [176] , и брата его Володаря, князя Перемышльского. Пусть знает Мономах, что не все князья сторонятся Святополка, что и к нему благоволят многие.
176
...Василька, князя Теребовлянского... — Князь Василий Ростиславич в 1097 г. был ослеплён, так как Давид Игоревич (1059—1112) — князь владимиро-волынский, оклеветал его перед киевским князем Святополком.
Ехали князья из Любеча, где целовали крест на мир и любовь. Но в сердце каждого вынашивалась зависть к своему брату-соседу, который казался удачливее, могущественнее. Плелись новые сети, которыми желали опутать друг друга.
Заканчивался октябрь месяц лета 6605-го от сотворения мира, или 1097-й от рождения Христа.
Князья уже не подгоняли своих лошадей. В задумчивости медленно покачивались в сёдлах. Не видели золотой осени, обступавшей их черниговскими лесами. Не замечали, какой дрожащей синей дымкой светилась даль; как тонули в сизом тумане, замешенном на вяжущих запахах земли и умирающего зелья, багряно-золотистые холмы. Прозрачно-синие дымчатые столпы просвечивались косыми лучами низкого солнца и, казалось, подпирали голубое небо и открывали врата в земной рай. Но люди всегда бежали от рая земного и искали рая невиданного — небесного.
Осень прощально дышала таинственностью и настороженностью.
Бесконечная, как надежда, дорога; шуршанье песка под копытами и притихший в тревожном ожидании каких-то перемен мир... Всё располагало к молчанию, всё обостряло думы.
Святополк оглядывался на своих гостей. О чём молчат Василько и Володарь? Почему так особняком едет Давид? Что так хмурится и осуждающе поглядывает на него, киевского князя?
Лошади Давида и Святополка сравнялись и идут бок о бок. Но оба продолжают молчать. И киевский князь начинает беспокойно оглядываться по сторонам, а Давид Игоревич вытягивает вперёд шею, поводит носом, яко пёс гончий, учуявший опасность. Будто опасность эта за его плечами...
Красавец Василько Теребовлянский — правнук Ярославов... Это о нём молвили боярские мужи, что он насмехается над Святополком. Сказывали, что хочет собрать торков, берендеев, печенегов и повоевать землю половецкую, и землю лядскую, и землю дунайских булгар и стать первым князем. Молод и силён Василько! Подомнёт он под себя Давида и земли его себе присвоит. А что намерен делать с ним державец киевский? Эхма, берегись, Святополче, и тебе синеглазый Василько укоротит руки! Сначала, конечно, покончит с ним, Давидом...
Святополк читает в глазах старого Давида какое-то предупреждение. Небольшие округлые глазки князя в страхе мечутся под короткими рыжими ресницами.
Давид Игоревич шевелит рыжей бородой в кривой усмешке. Он знает, чего боится сей никчёмный державец киевский.
Начинает разговор издалека:
— А знаешь, князь, кто убил твоего меньшего брата Ярополка?
Святополк вздрогнул. Кто-то да убил... Кто-то неизвестный... А потом убежал. На санях. Ночью. Когда же это было? Лет одиннадцать назад. На Волыни всё это было... под Владимиром. Да кто нынче об этом вспоминает?
— Я знаю, кто убил твоего братца, — многозначительно хлопает короткими ресницами Давид. — Тот убийца замышляет теперь и супротив тебя. С Мономахом заодно.
— Кто?.. Кто сё?.. — пугается Святополк и от догадки втягивает голову в плечи.
Давид хмыкнул. Хлестнул лошадь. А князь киевский пусть потерпит... больше страха наберётся. Послушнее будет. Доедут до Киева — там и скажет. А пока что Давиду нужно всё обдумать, чтобы руками великого князя убрать молодого и гордого Василька. Ибо что будет с ним, старым Давидом, Игоревым сыном, когда и вправду Василько совершит задуманное? Володарь станет ему в помощь. Тогда уж ему, Давиду, мелкому и забытому Богом и людьми князьку, не усидеть в своей отчине!
Только за Ярославовым валом Святополк с облегчением вздохнул.
— Давиде, так о ком это ты молвил?
Давид почесал длинным ногтем мизинца кончик носа и дохнул ему в лицо гнилым духом изо рта.
— Про Василька я... Он и супротив тебя, и супротив меня намыслил. Вот и помышляй о своей голове.
— А не от зависти молвишь? А?
Давид ухмыльнулся:
— Или не видишь, что в Любече Василько к Мономаху всё клонился. И дорогой отстали с Владимиром. Где он?
— Да я ведь... позволил ему пойти на Выдубич, там постоем стать, а обоз в Руднице оставить.
— Дозволил!.. — широкое лицо Давида стало багровым. — А почто он туды рвался?
— Молвил, святому Михаилу поклониться.
— Это всё ложь. Недоброе замыслил Василько. Зови ближе к себе. На именины зови, пусть сидит пред твоими очами. Ибо, повторяю, зло у него на уме...
Сразу же по прибытии в Киев Святополк послал в Выдубич. Звать Василька ко княжьему столу. Но князь Теребовлянский и в самом деле не имел уважения в своём сердце к великому князю. Василько ответил, что уже собрался домой, что торопится, ибо ляхи должны напасть на его землю — пришли плохие вести из дома...