Гнев пустынной кобры
Шрифт:
– Чего они так ополчились?
– Я в этом не силен. Но слышал от отца, что завидуют нашему богатству. Поэтому всех хотят истребить и присвоить себе состояние.
– Вот зря с отцом в горы не пошел. Вот зря! – Иван хлопнул себя по колену.
– А со мной пойдешь? – Панделис посмотрел сузившимися глазами.
– Это куда ж с тобой? К Василь-аге?
– Нет, – мотнул головой Панделис, – я хочу начать свою войну. А не приходить к брату с пустыми руками. Так пойдешь?
Иван ворочал во все стороны изумленными глазами, нервозно почесывая подмышки.
– Ух-х ты!
– Таддеуса определили. Из меня помощник здесь никакой.
– Эт точно. Я людей знаю, – кивнул Иван, – лучше своих вырастят.
– Тогда слушай меня внимательно. – Панделис наклонился к уху Ивана и отрывисто зашептал.
Глава 3
Глухой ночью, когда Акулини легла спать, когда вороны на дубу угомонились, а полная луна, похожая на кормилицу Таддеуса, вышла из-за горы, Панделис и Иван запрыгнули на спину коня. Животное удивленно мотнуло головой, обреченно фыркнуло и направило шаг в сторону чернеющей дороги.
– Тихо, тихо, Сигнал. – Иван гладил коня между ушей. – Не разбуди мать. А то нам такого всем будет!
– На войну едет человек, турок с ружьями не боится, а матери пугается. Чудны вы, русские.
– Хоть смейся, хоть плачь. Отец-то у меня грек. И вроде бы по-своему жизнь разумеет, а матери моей лишний раз на глаз тоже не шибко показывался. Так ведь и сбежал к Василь-аге так же ночью, ничего не сказав. Выходит, переплавила она его.
– Может, тоже в печь на лопате сажала, чтобы по-русски думать начал? – усмехнулся Панделис.
– А не может, а точно. В отца как-то хвороба вцепилась, да так крепко, что доктор Панайотис только руками развел. Уповайте, дескать, на Бога. Может, смилуется. Так мать ему: мол, на Бога-то надейся, а сам борись. Обмотала отца чем-то да и засунула в печь.
– Это как же?
– Да вот так. Знамо, не одна, подружку свою, бабку Аниту, кликнула. Вдвоем и затолкали. Потом мать запела, я тебе уже говорил, чтобы время отмерить. Через какое-то время вытащила. У отца глаза, что угли граненые – выкатились из орбит. Рот раскрывается, а орать не может. Ну, мать с него всю потную одежду сняла, в чистое одела да давай чаем с медом поить, а потом уже на печь. Через два дня Бог и смиловался.
Они неторопливо двигались по дороге еще с час, пока не показались огни ближайшего села. Сигнал неожиданно фыркнул и замотал мордой.
– Это куда же мы собрались? – Из темноты показалась фигура доктора Панайотиса.
– Бабушку проведать! – раздраженно ответил Иван.
– Бабушки в такое время спят.
– А вы куда в такое время, доктор? – Панделис высунулся из-за плеча ехавшего впереди Ивана.
– А куда глаза глядят да ноги идут.
– Чего так вдруг? – спросил Иван.
– Вчера в больницу пришли солдаты и сказали, в общем, что моя практика в этом месте завершена. И знания мои нужны будут на марше. Вы понимаете, о чем я? Они меня забирают в амеле-тамбуру. И им плевать, кто останется здесь лечить людей. Пришло время дьявола. – Доктор перекрестился.
– Солдаты, говорите?
– Да. Пехотинцы. Петлицы нефтяного цвета. Есть даже офицеры. Да мало того, слышал своими ушами германскую речь.
– Значит, германцы тоже среди них? – Панделис наклонился к доктору.
– Тоже.
– Прекрасно. А где они расположились?
– Чего это вы задумали, молодые люди?
– Ну, мы, положим, молодые. Но и вы, доктор, не слишком старый, – вмешался Иван.
– Мне тридцать пять. Вполне подхожу для мобилизации.
– А чего вы умеете? – спросил Панделис.
– Лечить людей. Этого мало? Ну, еще говорю по-немецки.
– По-немецки?! – Панделис спрыгнул с коня и пошел рядом. – Так-так.
– Я учился в германской военной академии на врачебном отделении, – закивал Панайотис. – Так вы куда путь держите? Не в горы к Василь-аге?
– Пока нет. Но планы у нас с ним одинаковые. И где, говорите, расположились военные?
– Так в нашем селе и расположились. Мою больницу оборудуют под комендатуру.
– Хорошо. – Панделис приобнял доктора за плечо. – Теперь слушайте мой план, доктор.
Два турецких пехотинца на крыльце бывшей больницы несли караул. Один сидел на перилах, покачивая ногой, и грыз орехи, второй расположился в кресле-качалке и просто спал под убаюкивающий скрип дубовых дуг. Винтовки стояли крест-накрест, подпирая входную дверь. Из окна рабочего кабинета майора Карла Бекманна падал на опавшие листья мутный свет керосиновой лампы. Отчетливо была видна лысина немца, корпевшего над бумагами. Он что-то недовольно бурчал, то и дело поглядывая на ленивых турецких солдат. Но те демонстрировали непоколебимую восточную расхлябанность, и в конце концов майору просто надоело тратить свой словарный запас. Он приглушил свет, выпил пару рюмок коньяку и отправился спать.
– Доброй ночи вам, отважные люди! Да продлит всемогущий Аллах ваши дни, возблагодарив за верное служение!
Турки было встрепенулись, но, завидев вышедшего из-за деревьев доктора Панайотиса, вернулись на прежние места.
– Чего это вам не спится, доктор? – бросил один из них.
– Я к вам с огромной просьбой, солдаты! – На слове «солдаты» Панайотис сделал пафосный акцент. – Только вы мне можете помочь!
– В чем дело? Давайте уже вываливайте, пока мы добрые!
– В двадцати метрах отсюда лежит тело человека. Похоже, он мертв. А может, просто мертвецки пьян. А может, и то и другое.
– Ну и что?
– Правильный вопрос, джентльмены! Мне кажется, я знаю этого человека. Он известный купец. Богат и всегда носит на поясе кошель с золотом. Вы не могли бы помочь мне его донести прямо до этого крыльца, где вы сейчас находитесь?
– Купец, говорите? А ну, – караульный бросил грызть орехи и пнул развалившегося в кресле товарища, – просыпайся.
Пехотинцы быстро сбежали по ступеням крыльца и буквально бросились в темноту, куда указывал доктор. Гдых! Два коротких сухих удара. Фески летят с голов. Ноги неестественно подворачиваются. Тела тяжело падают на осеннюю крепь.