Гнев пустынной кобры
Шрифт:
– Поздравляю! Самолет – это залог полного успеха.
– Талаат-паша и Энвер-паша работают над планом полного подчинения понтийских греков. Как вы понимаете, жертв должно быть не меньше, чем при борьбе с армянским элементом. Похоже, этих греков ненавидят во всей Европе!
– Вы забываете про Россию, Шахин-эфенди. Это крупный игрок! – Панайотис почувствовал, как в глазах образовалась предательская резь.
– Посмотрим. Русские тоже не всесильны. У них интеллигенция ненавидит царя, а отдельные слои населения готовы к бунту.
– С чего вы решили, что греков ненавидит Европа?
– Хы, греки по всей старушке имеют под собой очень солидный процент малого и среднего банковского сегмента. Это не нравится крупным корпорациям. Как лишить греков своих денег? Да просто – их банки должны исчезнуть. А вы думаете, почему промолчали лидеры держав, когда мы прижимали армян к ногтю? То же будет и с греками. Я говорю несколько сумбурно.
– Напротив, дорогой Карадю-ю-ю-мак. Мне все понятно. Армяне тоже имели деньги. Теперь они у больших корпораций.
– Да. А еще у греков непозволительно много земли, которая кормит не Оттоманскую империю, а всех, кого ни попадя. И главное, русские объявили войну Турции, а значит, что православные греки – это бомба внутри страны, которая рано или поздно рванет так, что империя исчезнет бесследно.
– В целом расклад понятен. Но я не политик, а военный и выполняю узкие задачи. Ну, мне пора. Приятного аппетита. – Панайотис начал вставать.
– О, господин майор, не смею задерживать. Но вы меня очень удивили.
– Чем же?
– Вы достаточно смуглы для немца!
– Ах, это. Дело в том, что моя мать ливийка. Отец – археолог. Случился роман где-то в африканской пустыне. В результате которого распалась одна семья и появилась новая. – Панайотис придумывал легенду на ходу, стараясь не смотреть в блестящие с поволокой глаза подполковника Шахина.
– М-да. Немного грустно, но красиво. А где вы взяли такую повозку?
– Арендовал возле гостиницы. Что-то не так с повозкой?
– Да это я так. Вечная турецкая лень. Сдают, понимаете ли, в аренду, а колеса от сельской грязи почистить не удосужатся. Просто я обратил внимание, когда заходил сюда. Да и лошади. Ну да ладно. Вы лучше смените ее. Хотите, я вам арендую?
– Буду премного признателен.
– А в какой гостинице вы остановились?
– Еще ни в какой. Только сошел с корабля. Увидел портовую гостиницу и там…
– А, ну понятно. Могу порекомендовать.
– Спасибо, дорогой Шахин. Мне пора. – Панайотис щелкнул крышкой карманных часов.
– Не смею задерживать, господин майор! – Шахин внимательно смотрел на спину уходящего немца. – Значит, майор Карл Бекманн? – протянул он себе под нос.
Повозка сорвалась с места и, загрохотав по жесткой каменистой дороге, полетела вглубь города. Секунда-другая – и след простыл, только кудлатая, жгучая пыль еще долго не могла осесть.
– Куда мы? – спросил Иван и на этот раз не обернулся, запомнив урок.
– В гостиницу «Понт», – ответил Панайотис. – Это лучший отель в городе.
– А поскромнее можно чего-нибудь подобрать? – наконец подал голос Панделис.
– Нельзя. Иностранцы останавливаются только там. К тому же… – Доктор послюнявил палец и пересчитал содержимое портмоне настоящего майора, – мы долго можем себе ни в чем не отказывать.
– Мне нравится такая жизнь! – Иван прищелкнул языком.
– Подожди радоваться, – нахмурился Панделис, – это у господина офицера такая жизнь, а ты лучше вспомни про овсяную кашу.
После этих слов Иван опустил плечи и понурил голову. Гостиница «Понт» ласково манила дорогими гардинами на окнах, клумбами цветов вокруг парадного и большими, обитыми красной тканью дверями, возле которых стоял швейцар, изображая аутентичного турка. Чуть поодаль прогуливались нарумяненные женщины самых разных сложений, но с одинаково высокими прическами, где локоны, причудливо взвихренные, украшали дешевые украшения. У многих на открытых шеях алели и шелушились неприятные пятна.
– Экось-накось, – протянул Иван. – И чё, им совсем жрать нечего?
– Думаю, дело не столько в том, что бедность, а сколько в интересе к иностранцам. Да и вообще, я лечил когда-то девиц вовсе не бедных, но не мысливших жизнь без панели, – ответил доктор.
Неожиданно Панделис резко дернулся и отвернулся, закрывая ладонью правую часть лица.
– Ты чего так дергаешься? – удивился Иван. – Лошадей аж напугал.
– Тихо. Не обращай на меня внимания. Там она!
– Кто? – спросили в один голос его спутники.
– Аелла, девушка из нашего села.
– Среди вот этих? – шепотом воскликнул Иван.
– Нет. – Панделис съежился еще сильнее. – Она идет к двери.
– Похоже, это горничная, – сказал доктор. – Хотя не исключено всякое. Просто разные категории в этом деле тоже имеются. Хорошо, подождем немного.
Они напряженно молчали, сидя в повозке, еще несколько минут. Наконец Панайотис, заметно нервничая, произнес:
– Нам долго так сидеть нельзя в этой грязной люльке. Пора.
Швейцар, завидев выходящего из повозки немецкого офицера, принял услужливую позу. Одернув под кушаком длинную рубаху, учтиво распахнул двойные двери:
– Битте, господин офицер!
У стойки администратора Панайотис, проведя указательным пальцем в перчатке по бакенбарду, спросил на ломаном турецком:
– Мой хотель бы снять комната ваш отель?
– Сию секунду, ваше офицерское величество. Есть неплохие варианты с видом на море.
– Нет-нет, мне немношечка польше нравится вид на город.
– Как изволите. Как изволите. Солдатиков мы тоже размещаем в нижних подвальных помещеньицах. Кормим их раз в сутки и стелем на полу. Матрасики даем им.