Гнев смертных
Шрифт:
— Я знаю, — сказала она, и слеза скатилась по ее щеке. — Эрик собирался убить Вульфа. Он собирался позволить мне сделать это: я стояла над ним с Кошмаром в руке…
— Так почему ты не убила его? — Потребовала я ответа, и она отпрянула от моего гнева.
— Я бы убила! Я попыталась, но, прежде чем я успела нанести удар, Фабиан остановил меня. Он сказал, что это противоречит их законам. Вот почему им пришлось прибегнуть к изгнанию. Они сказали, что его убийство подстрекнет повстанцев и…
— И смерть нашего отца была для них менее важна, чем их сверкающий замок, — проворчала я.
— Я не
Мое сердце болезненно заколотилось о ребра, когда я вспомнила о брате Бельведер, который забрал часть моей души. Я никогда не хотела этой связи между нами, но я не могла отрицать того, что она говорила. Вид его в смертном обличье пробудил сомнения в моем сердце, и, хотя я весь день отказывалась смотреть им в лицо, я заставила себя сделать это сейчас. Не ради него. И не из желания видеть в нем что-то иное, кроме монстра. Но ради моей сестры. Потому что она смотрела на меня так, словно каждое произнесенное мной слово разрывало ее надвое, и я должна была найти какой-то способ это исправить.
— Он показал мне, что произошло, в тот день, когда на них было наложено проклятие, — медленно произнесла я. — Они сошли с ума от жажды крови. Они вчетвером убили всю свою деревню. Каждого мужчину, женщину и ребенка. Даже животных. Они пили кровь членов своих семей.
Монтана прижала руку ко рту, когда ее захлестнуло отвращение к тому, что случилось с Эриком и его бессмертными братьями и сестрой.
— Ты видела это? — спросила она, поразившись от ужаса.
— Мельком. — Я кивнула, хотя отпечаток этого образа запечатлелся в моем мозгу.
Я почувствовала гору вины, которая наполнила душу Фабиана, когда он снова пришел в себя. Я знала, как он сам желал смерти. Я даже знала, что он пытался сделать именно это несколько раз в последующие годы: броситься со скалы и перерезать себе горло, прежде чем понял, что их вид может умереть только одним способом. Только любовь к братьям и сестре в конце концов остановила его от того, чтобы вонзить клинок в собственное сердце.
— Я знаю, как дорого это им обошлось, — призналась я.
Я проглотила комок в горле, не желая говорить больше. Если я позволю себе видеть в вампирах что-то иное, чем монстров, то кем это сделает меня? Кем это сделает Магнара и Джулиуса? Они убили бесчисленное количество особей их вида.
— Все, чего хочет Эрик, — это снять проклятие, — тихо сказала Монтана, видя трещину в моей решимости. — Он не хочет быть существом, которое мы ненавидели с детства.
— Но он и есть это существо, — сказала я, неспособная преодолеть этот последний барьер и увидеть их так, как она явно начинала видеть. — Даже если я приму во внимание тот факт, что они никогда не просили стать такими, какие они есть. Даже если я понимаю потерю и боль, которые они пережили, они все равно решили создавать больше себе подобных. Они по-прежнему держали нас в клетке, заставляли голодать и обращались с нами так, будто наша жизнь вообще ничего не значила, пока им не захотелось взглянуть на нас по-другому.
— Я не думаю,
— А что, если бы мы не сбежали со свадьбы? Как ты думаешь, что случилось бы со мной, если бы Фабиан удержал меня? Остановил бы его Эрик?
— У него был план, как вытащить тебя оттуда. Я привлекла Магнара и Джулиуса, чтобы спасти тебя, но если бы они не справились, люди Эрика планировали забрать тебя…
— И что? Освободить меня? — Я с сомнением подняла бровь и увидела в ее глазах, что она знала, что этого не произошло бы. — Что, если бы оба плана провалились и я все еще была у Фабиана? Стал бы Эрик сражаться против собственного брата, чтобы спасти меня от его брачного ложа?
— Он никогда бы не позволил Фабиану причинить тебе боль.
— Ты уверена насчет этого? Потому что Майлз и Кларисса определенно не возражали. Я имею в виду, они несли какую-то чушь о том, что я достаточно сильна, чтобы выжить, рожая его детей-демонов — нежить, я имею ввиду, — но они определенно были за то, чтобы отдать меня Фабиану и позволить ему делать со мной все, что он, черт возьми, захочет.
— Я знаю. Но это просто потому, что они думают, что так снимут проклятие. Я не говорю, что это делает все нормальным, но Эрик ни во что из этого не верит, он никогда не брал жен и не заводил детей. Он думает, что мы — ответ. Ты и я.
— Как? — Спросила я.
— Я не знаю. Но Джулиус согласен, что это возможно. Есть пророчество, и кое-что из него похоже на то, что оно может относиться к нам.
Я вздохнула, потирая лицо рукой. Я не знала, что и думать обо всем этом. Моим убеждениям бросали вызов, и я не была уверена, что смогу просто щелкнуть выключателем. Моя ненависть к вампирам въелась в меня до мозга костей. Как я должна была попытаться переосмыслить всю свою жизнь, не видя в них своих врагов?
— Я не могу ясно мыслить, — сказала я. — Мой мозг так забит всем этим… Мне просто нужно поспать. Но я обещаю, что попытаюсь, Монти. Может быть, я не знаю, дай мне немного времени?
Она кивнула, и я поднялась на ноги. Я развернула одеяло, чтобы лечь, хотя оно все еще было немного влажным, затем устроилась у огня, подложив руку под голову.
Монтана взглянула на меня, затем медленно потянулась за телефоном, который Джулиус оставил лежать на полу. Она несколько раз постучала по экрану, и я подумала, не ищет ли она Эрика на записи видеонаблюдения. Она так сильно скучала по нему? Она заметила, что я смотрю, и быстро положила телефон на место, прежде чем тоже лечь спать.
Я закрыла глаза и подумала о том, что она сказала. Если она действительно верила, что в Бельведерах есть что-то хорошее, то, возможно, я была обязана дать ей шанс выяснить, говорила ли она правду.
Я не была до конца уверена, как я раньше оказывалась во снах людей, но когда я сосредоточилась на идее того, что я хотела сделать, я почувствовала это. Это было похоже на сотни маленьких точек света вдалеке, в каждой из которых спала душа, ожидающая, когда я присоединюсь к ней. Один из огоньков сиял ярче остальных, и когда я сосредоточилась на нем, то узнала в нем Фабиана.