Гнев влюбленной женщины
Шрифт:
Она снова онемела, как и в тот самый момент, когда обнаружила в своей постели мерзкое совокупление и когда ее голый муж запрыгнул за занавеску. Тогда она так же не знала, что делать в первый момент. Во второй уже нашлась, конечно же. А вот тогда…
Тогда, как и теперь, стояла дура дурой и даже не пыталась прикрыться. В чувство ее привел пусть не гневный, но все же окрик Алекса:
– Женщина, эй, что вы себе позволяете? А ну прекратите хулиганить! Вы в приличном месте!
Растрепавшаяся женщина глянула на него, тяжело вздохнула, выдохнула и придушенным голосом
– Приличное место?!
– Да.
Алекс оттолкнулся от стойки охранника и пошел к ним. Неподражаемо красиво пошел. Он любил публику. Любил играть. Даже если перед ним и один зритель. Теперь зрителей было чуть больше.
– Приличное место. А вы хулиганите. Ай-ай-ай-ай, – укоризненно покачал он головой, хотя глаза светились бесовским довольством.
Он встал между ними и даже чуть оттеснил нахалку. Посмотрел на Олю, осторожно поправил ей волосы и едва слышно поинтересовался, как она.
Оля промолчала, но и руки его не оттолкнула. Просто не смогла, а не потому что была ему благодарна. У нее все плясало и прыгало перед глазами. Главной задачей казалось устоять на ногах, не рухнуть, на радость всем присутствующим, и не зареветь в голос.
Что происходит? Что с ней сегодня вообще происходит? Сначала Алекс, теперь вот эта! Нет, сначала был Витька и эта. Теперь Алекс и эта.
Кто она вообще такая, эта Валя? Что ей от Оли нужно? С какой стати она решила, что может вторгаться в ее жизнь и переворачивать в ней все с ног на голову? Кто позволил ей так унижать ее? Она же ее сейчас… Она ее…
– В приличном месте должны работать приличные люди? – спросила вдруг Валентина, по-прежнему шумно вдыхая и выдыхая.
– Такие тут и работают, – кивнул с достоинством Скоробогатов. – У вас есть сомнения?
– Да! И еще какие! Насчет вот этой! – и мясистый палец Валентины ткнул в Олину сторону. А оплывшее горло исторгло вопрос: – Вы знаете, кто она?
– Да, это Ольга Ивановна Фролова, хороший человек и просто красивая женщина, – ответил Алекс с утробным смешком.
Вот это его похохатывание, в котором определенно чувствовался какой-то подвох, окончательно привело Олю в чувство. Она вздрогнула, зажмурилась на мгновение. Потом тряхнула головой, провела ладонью по волосам. Алекс зря старался. Прическа сильно пострадала от Валиной сумки. Тут же прогнала в мыслях все, что только что произошло в холле первого этажа, и решила, что все вокруг мало-помалу начали сходить с ума.
Все, кроме нее, разумеется.
Сначала Алекс с чего-то решил, что может вести себя с ней как с распутной девкой. Пристал в курилке, лапал ее в кабинете, хватал за руки на выходе.
Потом охранник, вопреки всем установленным правилам внутреннего распорядка, позволил себе реплики в ее адрес. Неуважительные, между прочим.
И под занавес эта корова, сломавшая привычный уклад Олиной жизни уже одним тем, что позволила себе переступить порог Олиного дома. Не говоря уже о том, что разделась и улеглась на ее шелковые простыни! И вот теперь ЭТА тварь, сломавшая привычный уклад Олиной жизни, является к ней на работу, устраивает дикую сцену на глазах хама охранника и вконец распоясавшегося Скоробогатова. И требует, чтобы Оля вернула ей – что? Виктора?
Конечно, речь о нем. Хотя она все время твердила: отдай ее мне, отдай ее мне. Наверняка оговорилась, захлебываясь слюной.
Так пускай забирает! Он жив и здоров уже, проживает на их даче в пригороде. И неплохо, видимо, поживает, раз не приполз до сих пор вымаливать прощения.
Но это, как говорится, детали. Главное, что пульсировало сейчас в голове: как они посмели? Как вся эта разношерстная группа посмела так ее унижать? Кто они такие, черт возьми! Ну, она им сейчас устроит.
– Ах ты гадина, – выдохнула Оля и, поудобнее перехватив сумку в руке, замахнулась…
Глава 5
За окном было темно, но фонари во дворе уже потушили, значит, половина девятого уже точно есть. Это он определил сквозь прищуренные веки. Пора было вставать и готовить завтрак себе и Нонночке.
Илья Антонович Носов открыл глаза и осторожно повернул голову. Очень осторожно повернул, чтобы накрахмаленная наволочка не хрустнула и чтобы наполнитель в подушке тоже никак не отреагировал бы, тот иногда тихо, но поскрипывал.
Нонночка очень чутко спала. И когда он ее будил по неосторожности, сильно раздражалась. И смотрела потом на него за завтраком так…
Так, что ему тут же хотелось сдохнуть. Чтобы не ощущать себя старым, некрасивым, толстым и неуклюжим. А когда она, раздраженная, смотрела на него, то он именно таким себя и ощущал. И особенно остро ощущал Илья Антонович в такие минуты, насколько нелюбим ею и насколько ей противен.
Может, стоило дать ей тогда уйти, а? Может, не надо было рыдать, как последняя баба, и стоять перед ней на коленках? Может, не надо было цепляться за подол ее летнего легкого платья, в котором она особенно хороша? Может, не стоило уговаривать, обещать?
Такие мысли, изредка посещавшие его сразу после разыгравшейся меж ними семейной сцены, стали вдруг наведываться все чаще и чаще. И стало думаться: а что бы было с ним, Носовым Ильей Антоновичем, если бы Нонночка ушла тогда к этому своему? Пропал бы он? Запил бы, наглотался снотворного? Сунул голову в петлю? Или все же…
Или все же выжил бы он без Нонночки? Выжил бы, зауважал себя, занялся бы спортом. Сел на диету, похудел. Смог бы он все это сделать без нее? И кто она вообще для него, его милая красавица Нонночка – парус или якорь?!
Илья Антонович, затаив дыхание, стащил с себя одеяло, свесил ноги с кровати и тут же одновременно выдохнул и встал. Получилось! Нонночка даже не шевельнулась. Даже реснички ее не дрогнули. Отлично! Теперь постараться так же тихо преодолеть три метра по спальне, открыть, закрыть бесшумно дверь и галопом на кухню. Сегодня он сделает для нее что-нибудь особенное. Сегодня утро обещает быть добрым.
Блины вышли пышными, золотистыми и очень вкусно пахли, когда он выкладывал их стопкой на тарелку. Так, сметана, джем. Поставить тарелочку на поднос, туда же кофейник с ароматнейшим огненным кофе, маленькую сахарницу с крохотными кусочками коричневого сахара и можно идти.