Гневное небо Испании
Шрифт:
Три самолета для первого вылета — неплохо! И все же меня охватывает чувство неудовлетворенности: при атаке мы скорее мешали, чем помогали друг другу. Слишком велико было стремление самому атаковать, самому сбить. Желание похвальное, но не всегда своевременное. Надо же считаться с общей обстановкой. Об этом следует очень серьезно поговорить с товарищами. Горячка, «яканье» в бою — вещь опасная. Сам можешь попасть под удар и товарища подвести. Так не пойдет. Чем жарче бой, тем трезвее должна быть голова и крепче нервы!
После схватки с «ромео» эскадрилья приступила к выполнению поставленной перед ней задачи.
После наших налетов уцелевшим артиллеристам пришлось менять боевые позиции. Республиканская пехота, танки использовали это время для ускорения темпа наступления.
Выполнив боевую задачу, возвращаемся на аэродром. Не успели вылезти из кабин, как нас принялись поздравлять с первыми успехами. Подходит Кригин. Тоже поздравляет. Но вид у него несколько смущенный.
— В чем дело, Михаил Викторович? — спрашиваю его. Откашлявшись в кулак, он отвечает негромко:
— Звонили с НП корпуса…
— Ну…
— Упал-то лишь один самолет.
— Как так? — удивленно развожу руками.
— Да вот. «Купили» вас…
— «Ку-пи-ли»?..
— Два самолета летчики свалили в штопор и вывели из него машины у самой земли. Потом они на бреющем ускользнули от вас.
Ну и досада! Околпачили нас. Причина? Слабовато знаем повадки тех, с кем сражались. Тактику их в первом бою не сразу раскроешь. Ясно было одно: первое знакомство с «ромео» не обрадовало нас. Пришлось говорить друг другу далеко не лестные слова, хотя, казалось бы, существовала и объективная причина — отсутствие боевого опыта. Но если самим об этом не говорить прямо, если спускать промашку на тормозах, то приобретение опыта станет делом долгим, если вообще возможным. Именно открытая честная товарищеская критика и была нужна нам.
Проследили мы за «сбитыми» самолетами? Оказалось, что не проследили. Ни на одном из них не возникло пожара. Значит, либо летчики оказались тяжело раненными, либо повреждения — незначительными.
Далее. Мы толком не знали, какой именно из трех самолетов сбит: первый, второй или третий. Атака заняла не более двух минут. С командного или наблюдательного пункта определить в сумятице, какой именно самолет разбился, трудно.
Критический разбор первого воздушного боя помог летчикам осознать допущенные просчеты.
Командование сухопутных республиканских войск ставило нам довольно сложные задачи. Огнем мы активно поддерживали пехоту. Даже сверху можно было заметить, как воодушевляли бойцов действия наших самолетов.
Парализовав артиллерию противника, летчики помогли наземным войскам значительно улучшить свои позиции. Несколько господствующих над местностью высот оказались в их руках. Фронт подвинулся вперед на семь-десять километров.
Мы чувствовали, что наступающие батальоны и роты нуждались в более существенной помощи авиации. Требовался не обстрел, а бомбежка вражеских позиций. Артиллерийский огонь мы могли парализовать на три-пять часов, ну чуть больше, чуть меньше. Но орудия оставались целехонькими. Их перебрасывали,
Командир корпуса, оценив деморализующее воздействие наших самолетов на противника, увеличил количество целей, которые должны обработать наши истребители. Мы решили вылетать на штурмовку звеньями. Это позволило обстреливать больше объектов и держать противника под нашим воздействием дольше.
Нас смущало одно обстоятельство: самолеты мятежников не появлялись. Мы догадывались — франкисты не считают данное направление одним из главных и перспективных. Значит, враг бережет авиацию для участия в боях на другом участке фронта.
Наш начальник Птухин обещал прислать звено средних бомбардировщиков «катюша». К нам прибыл пока лишь один экипаж. И то хорошо. Летчикам бомбардировщиков давали для обработки цели, непосильные истребителям: бомбовые удары по наблюдательным и командным пунктам противника, подавление артиллерии фугасно-осколочными бомбами. Экипаж СБ мог делать в день по три вылета, а заданий ему давалось на пять-шесть. Чтобы добиться большего успеха, мы предпринимали совместные действия. СБ придавалось два звена истребителей. Бомбардировщик шел, словно под почетным эскортом. Находился он над целью минут пятнадцать-двадцать. Бомбил для точной прицельности и продолжительности воздействия не сериями, а одиночными бомбами, делая по нескольку заходов. Затем под прикрытием пары ястребков СБ уходил на аэродром, а остальные штурмовали то, что уцелело, разгоняли живую силу противника, не давали гасить пожары.
Одновременно И-16 продолжали вести разведку, не раз перехватывали и крепко трепали подходившие к фронту резервы противника. В общем, наши действия оказали посильную помощь наземным войскам. Теперь при наступлении нас просили действовать над районом, где продолжаются наземные бои. Этого оказывалось достаточным, чтоб нагнать страху на франкистов и воодушевить республиканские войска.
Эскадрилья производила по три-четыре вылета в день. Уставали здорово, по это была приятная усталость. Сознание хорошо исполненного долга повышало наше настроение. Мы по возможности торопили наших механиков с осмотром и заправкой, чтобы сделать еще хоть один вылет, усилить помощь наступающим полкам и батальонам. Когда командир корпуса сообщал об освобождении то одного, то другого населенного пункта, у нас в эскадрилье царила радость. Еще бы, фронт, простоявший без движения почти год, начал постепенно откатываться на запад, к Толедо.
В непрерывных боях металл уставал быстрее нас. Однажды при взлете забарахлил мотор машины Сильвестрова. И-16 не поднялся и на сто метров. Посадка по курсу была невозможной: холмистая местность, камни, валуны. Сильвестров принял единственно правильное, хотя и рискованное решение: развернуть самолет на сто восемьдесят градусов, добраться до взлетной полосы.
Бессильные чем-либо помочь, мы только зубы стиснули.
Теряя высоту, самолет уже развернулся примерно на сто градусов. Нам казалось, что Сильвестров справился, почти справился со сложнейшим маневром. Но очевидно, летчик увидел, что, продолжая разворот с таким креном, он не попадет на посадочную полосу. Сильвестров увеличил крен для уменьшения радиуса разворота. Истребитель, летевший на малой скорости, резко сорвался в штопор.