Гневное небо Испании
Шрифт:
Основная вина падает на командира эскадрильи и на Николая Иванова — вашего наставника. Он ведь прислан к вам для передачи боевого опыта. Ну, а с других летчиков эскадрильи вина снимается? Нет, не снимается! Ведь ни один, ну хоть бы на смех, не вспомнил про хвост. Я долго говорю об этом потому, что такая забывчивость могла обойтись вам очень дорого, хотя дрались вы неплохо.
И еще. На пяти самолетах есть попадания в бронеспинки. Каждый из летчиков этих самолетов получил урок, забыв про хвост. Надо сказать великое спасибо тем товарищам, которые предложили установить бронеспинки и сделали их в короткий срок.
Мои товарищи сидели, Опустив головы. Я же места себе не находил. Ведь первый спрос за промашки и оплошности, допущенные в бою, — с командира.
— Евгений Саввич, — вступился за нас Филипп Александрович, — ошибку они, конечно, допустили. Однако это был их первый серьезный воздушный бой. Вдобавок — сложный и тяжелый. Противник имел большое численное преимущество…
Птухин улыбнулся:
— Я их ругаю не за то, что плохо дрались. Этого еще недоставало! Боевой экзамен они сдали. А мы разбираем ошибки, чтоб в другой раз не забывали про хвост.
Дрались-то они хорошо. Умело, но слишком азартно. Вначале мы боялись, что, увидев такое большое численное преимущество — один против трех, ребята начнут по одному выходить из боя. Тогда не миновать бы очень больших потерь. Но наши опасения оказались преждевременными.
И как говорится, отдав дань справедливости, Евгений Саввич продолжил разбор. Он указал, что нашей задачей было прикрытие наземных войск, а, ввязавшись в схватку с истребителями, мы уже не могли ее выполнить. Правда, в данной обстановке «фиаты» все равно начали бы бой, для того они и появились раньше бомбардировщиков. Однако все равно необходимо помнить, что при задаче на прикрытие наземных войск основная цель истребителей — бомбардировщики врага.
Потом Птухин отметил, что мы поступили правильно: собрались после боя и только потом пошли на аэродром.
— Уходить с фронта по одному запрещается категорически! — посуровел Птухин. — Командующий ВВС издал специальный приказ, в котором это требование подчеркнуто с особой силой. Одиночек истребители противника рано или поздно подкараулят и собьют. Не беда, если кто-то пристроится не к своей, а к другой эскадрилье, как поступили некоторые из ваших товарищей.
В заключение Птухин сказал нам:
— Ваши машины требуют ремонта. Завтра в первой половине дня постараемся вас не вызывать. Будете дежурить в готовности № 2. И учтите, что по мере передислокации авиации врага с севера сопротивление противника будет непрерывно возрастать. Готовьтесь к новым тяжелым боям.
На этом разборе Евгений Саввич говорил о наших ошибках резко, но, как всегда, справедливо, не щадя наше самолюбие. Будь на нашем месте другие летчики, может быть, он говорил бы мягче. Ведь мы — его воспитанники. Командир высокой военной культуры, великолепный педагог, тонкий психолог, Птухин знал каждого из нас и хорошо понимал, какое «лекарство» подходит нам. Он знал, что не жалость и сочувствие нужны нам в данный момент, а хорошая встряска. Новые бои показали, насколько прав и дальновиден был Е. С. Птухин, акцентируя наше внимание на ошибках и необходимости быстрого их преодоления.
Вслед за Евгением Саввичем выступил товарищ Мартин, уже известный нам как Филипп Александрович Агальцов, крупный армейский политический работник. Авиатором Агальцов
Сын крестьянина из-под Тулы, он тем не менее чем-то походил на испанца из Арагона. Ровесник XX века, Филипп Александрович девятнадцатилетним парнем с Обуховского завода добровольцем ушел в Красную Армию. С тех пор навсегда связал свою жизнь с Вооруженными Силами страны.
Мы ждали его выступления, зная, что он расскажет нам о положении на фронтах республики. Именно с этого и начал Филипп Александрович.
— Прорвав оборону противника в двух направлениях, — сказал он, — части испанской Национально-революционной армии продвигались вперед, в направлении Бельчите и Сарагосы. Воодушевленные успехом, бойцы и командиры полны наступательного порыва. Помогают им активные действия авиации. Но противник сопротивляется упорно, а с подходом новых частей с севера его боеспособность повысится.
Рассказал Филипп Александрович о героическом труде испанского народа в тылу, о многочисленных проявлениях чувства братской любви испанских рабочих и крестьян к советским людям, ленинской партии и правительству нашей страны.
— Трудовая, революционная Испания, — подчеркнул Агальцов, — высоко ценит помощь, оказываемую ей Советским Союзом.
С радостным волнением слушали мы сообщение товарища Мартина о том, что сотни испанских ребятишек благополучно доставлены в Ленинград. Их эвакуировали из разоренных и испепеленных фашистами районов. Мы то знали, сколько горя и страданий выпало на долю ни в чем не повинных ребят. Теперь им ничто не грозило. Их с любовью и теплотой встретили советские люди, окружили заботой и вниманием.
Уже высоко взошла луна в испанском небе, когда закончилась наша встреча и беседа с Птухиным и Агальцовым.
Мы отправились спать. А заснули не скоро. Долго я слышал, как товарищи ворочались в постелях. Вздыхали потихоньку. Бормотали что-то. Мне думалось, что стоит донести голову до подушки, как сон сморит меня. Да не тут-то было.
Конечно, спасибо Птухину и Агальцову за справедливость, с какой они высказали претензии, разбирая наш бой. Добрые они дали наставления. А ведь я, как командир эскадрильи, допустивший промахи, заслуживал строгого порицания. Сейчас я мог со всей строгостью, не кривя душой, осмыслить свои промашки. Увлекшись преследованием первой группы «фиатов», что греха таить, я стремился в первом же бою открыть личный счет сбитых самолетов. И не сумел преодолеть это эгоистическое желание.
Ладно, летчик в пылу боя, в горячке первой серьезной схватки с врагом мог забыться, и его не трудно понять. Но я-то — командир — не имел права забываться. Чем сложней, трудней обстановка, тем острее я обязан помнить о своем положении командира, от действий которого зависит успех эскадрильи.
Уже, наверное, далеко за полночь, извертевшись на кровати, я все-таки пришел, как мне подумалось, к правильному решению. Нет толка, пользы от того, что занимаешься лишь самобичеванием, казнишь себя за ошибки, машешь кулаками после драки. Нужно извлечь урок, больше не допускать промахов. Понятно, на сей раз мне начальство сделало скидку, учло, что не имею достаточного боевого опыта. А в дальнейшем? Подобных скидок сам себе не прощу.