Гнезда Химер. Хроники Хугайды
Шрифт:
– Я забираю себе этих людей, – решительно сообщил я капитану. Понял, что слов явно недостаточно, выразительно ткнул пальцем, указывая на пленников, потом сделал своеобразный загребающий жест обеими руками и постучал себя по груди кулаком. Плюхай Яйцедубович несказанно удивился и обрушил на меня очередной поток непонятной речи. Я в отчаянии воздел руки к небу, умоляя его об услугах переводчика.
– Он спрашивает, на кой мы тебе сдались, – неожиданно сказал объект моей внезапной магнетической привязанности – один из пленных назвал его Хэхэльфом, и я решил, что это и есть его имя.
– Ты понимаешь их язык? – обрадовался я.
– А, было бы что понимать, етидрєный хряп! – неопределенно отмахнулся он. И скромно добавил: – Конечно, я не великий знаток их лопотания, но несколько слов связать могу…
– Тогда скажи им, что я так хочу… Или
– Так тебя к ним Мараха Вурундшундба пристроили? – уважительно уточнил он. И растерянно хмыкнул: – Ну и шутники, нечего сказать!
Потом он что-то сказал капитану, который заранее присмирел, услышав слово Вурундшундба. Капитан внимательно выслушал перевод, задумчиво почесал в промежности и уставился на меня с почти благоговейным восхищением, покивал и нерешительно что-то промямлил.
– Дело сделано, – спокойно сообщил мне Хэхэльф. – Теперь капитан с тобой торгуется. Он не хочет развязывать нам ноги, пока мы не прибудем на Халндойн. Боится, что мы начнем бузить… Ладно, пусть себе боится! До Халндойна всего-то три дня пути, можно и потерпеть.
– Ну, раз ты так говоришь, значит можно, – улыбнулся я. – Скажи ему, что я согласен, пусть только оставит нас в покое… А ноги я вам и сам развяжу – какие проблемы? Только ночи дождемся…
– А зачем? – лениво возразил он после того, как капитан пиратов послушно удалился, обрадованный исходом переговоров. – Толку-то… Здесь особо не погуляешь: шагу ступить некуда, вплавь до берега добираться глупо – если уж и так отпустят. Зачем нам лишние неприятности?
– Легко тебе говорить, Хэхэльф! – с упреком сказал другой пленник. Его глаза сверкали праведным гневом. – Это ведь не твой корабль разграбили поганцы… Перерезать бы им глотки ночью, когда напьются – и дело с концом…
– Ну, положим, мой корабль они бы и не догнали, – снисходительно ухмыльнулся Хэхэльф. – А даже если бы и мой… Знаешь, Бэгли, корабль – дело наживное. Его можно построить, или купить, а можно и украсть. А тело у меня всего одно и я предпочитаю не совать свою голову под топор пьяного страмосляба: неблагородное это оружие, да и смерть – глупее некуда!
– Не спорьте, – с досадой сказал им я. – Я рад, что могу вам помочь, ребята, но у меня в этом деле свой интерес: мне нужно как можно скорее добраться до Халндойна. Поэтому еще одна драка мне даром не нужна.
Сердитый Бэгли приуныл – понял, что праведная месть ему не светит. Остальные пленники поглядывали на меня с благодарностью и упреком одновременно: дескать, хороший ты парень, но мог бы проявить больше чуткости…
– Ну что, давай познакомимся, старый приятель! – весело предложил мой новый друг. – Я – Хэхэльф Кромкелет из Инильбы, что на Халндойне.
– Кромкелет? – невольно улыбнувшись переспросил я. Дословно это словцо означало дырка в шлеме, но в устах Хэхэльфа оно прозвучало, как фамилия.
– Ага. Был у меня в свое время дырявый шлем, над коим весь Халндойн потешался. Вообще-то я от него уже давно избавился, а вот имя в море не утопишь… С другой стороны, все к лучшему: на Халндойне кроме меня имеются еще два Хэхэльфа из Инильбы – надо же хоть как-то отличаться от прочих! Ладно, со мной, вроде, все ясно, а как тебя-то звать?
Я чуть было не брякнул, что меня зовут Макс, но вовремя прикусил язык.
– Ронхул, – я немного подумал, решил, что демонический имидж мне не повредит, и добавил: – Ронхул Маггот.
– Вот оно что! – присвистнул Хэхэльф. – А я-то гадал: как ты там на рее разлегся?.. Ну, если демон, тогда ладно… И откуда ты такой взялся, если уж на то пошло?
– Это долгая история, – вздохнул я. И выразительно посмотрел на него: дескать, заснут твои спутники, тогда и поговорим. Он сразу понял, заговорщически улыбнулся мне краешком своего мрачного рта и с деланым равнодушием отвернулся, словно все уже было сказано.
Разумеется, на мачту я больше не полез: меня сейчас туда можно было загнать разве что под дулами автоматов. Наваждение рассеялось, я снова стал обыкновенным человеком, который отчаянно боится высоты и совершенно неспособен балансировать на тоненькой рее дольше нескольких минут кряду – а уж любоваться закатом, или сладко дремать под пение полосатых рыбок – и подавно! Впрочем, я не испытывал сожалений: теперь я знал, что наше путешествие подходит к концу, а страмослябские пираты, общество
В ходе импровизированного семинара, посвященного этому удивительному народу, я узнал много нового и интересного. В частности, я с изумлением выяснил, что у страмослябов совсем нет женщин – не только на отдельно взятом пиратском корабле, а вообще нет. Мой закономерный вопрос о том, как они размножаются, спровоцировал длинную лекцию о скотоложстве, изобилующую натуралистическими подробностями. А когда я робко заметил, что эта версия не дает ответа на вопрос, откуда у них берутся дети, мне задумчиво ответили: а кто их знает… Общее мнение было таково, что страмослябы – вообще не люди, а очередное колдовство Мараха Вурундшундба, за которыми, оказывается, закрепилась слава самых мрачных шутников в этом мире… И еще я узнал, что судьба пленников – в том случае, если бы на их жизненном пути не встретился такой замечательный полезный парень, как я – была бы, конечно, весьма печальна, но отнюдь не столь ужасна, как я полагал. Рабство у страмослябов существовало и приветствовалось, но к работе по хозяйству пленников обычно не допускали (чтобы чего не испортили), а к участию в групповом пьянстве на многочисленных страмослябских праздниках, которых, если верить моим новым знакомцам, было чуть ли не больше, чем дней в году – тем более (чтобы недовольными рожами праздник не портили), так что жизнь страмослябских рабов представляла собой праздное размеренное существование. Собственно говоря, их и держали-то только для того, чтобы хозяин мог похвастать перед соседями своей зажиточностью – дескать, вон сколько ртов кормлю! – и еще для того, чтобы они принимали участие в организованном обжорстве во время Снусова тыженя[ 17 ]. Насколько я понял, Снусовым тыженем называли некий загадочный обряд поминовения усопших предков, во время которого хозяин дома и его домочадцы должны были сожрать как можно больше продуктов, поскольку страмослябские суеверия гласили, что вся пища, съеденная за эти дни в доме, неким мистическим образом отправится к покойным прародителям его хозяина, и тем прийдется обходиться этим пайком до следующего года. Понятное дело, что ради благополучия любимых покойников страмослябы шли на любые жертвы, вплоть до заворота кишок. Поэтому прожорливые чужестранцы были на вес золота, а скромных ребят с умеренным аппетитом после нескольких лет вышеописанной сладкой жизни обычно отпускали на волю и даже помогали выбраться из Страмодубов – так называется большое (и, насколько я понял, единственное) поселение страмослябов – на большую дорогу: чтобы места зря не занимали, никчемные…
О Снусовом Тыжене и других страмослябских праздниках – см. Приложения
Господа пираты то и дело появлялись в поле нашего зрения, как живые иллюстрации к рассказам моих спутников. Теперь, когда между мной и этими чудесными людьми встала невидимая, но непроницаемая стена моего демонического авторитета, который не позволял им приближаться ко мне на расстояние вытянутой руки и вообще не допускал никакого панибратства, они наконец-то показались мне смешными и нелепыми персонажами, словно специально извлеченными из старинного лубочного анекдота. Даже на пике своего ежевечернего бурного веселья они не попытались наладить со мной душевный контакт, и вообще вели себя так, словно ни меня, ни их пленников нет на судне – я почти полюбил их за это! Правда, моя любовь подверглась серьезному испытанию, когда эти милые люди занялись хоровым пением.