Гнездо аиста
Шрифт:
– Чего орешь-то? Нет так нет… Действуй как хочешь, твое дело. Главное, чтоб результат был. Давай, отрабатывай диплом фестиваля… Да ты не обижайся, я ж тебя люблю вообще-то, черта крашеного! А то, что прикрикнул маленько, так нервы сдают с такой жизнью, сам понимаешь…
Переждав пару минут тишины, Зина, не глядя на него, с досадой проговорила:
– Не нужно было вам этого слышать!
В душе согласившись, Клим пробормотал:
– Вы тоже слышали…
– Я! – она жестко усмехнулась. – Я и не такое слышала… Нет, не так! Я этого не слышу! Я стараюсь не слышать всего этого!
На этот раз Клим смело поймал ее руку, метавшуюся перед его лицом, и опять вспомнил сравнение с птицей.
«У аистов широкий размах крыльев», – почему-то подумалось ему.
Но он не успел как следует и ощутить эту быструю руку, как Зина выдернула ее и с поразившей его злобой крикнула прямо в лицо:
– Не трогайте меня!
– Почему? – вырвалось у Клима. Свой голос услышался ему как бы со стороны – потерянный и несчастный, хотя ничего особенного с ним пока не приключилось.
Она так же внезапно перешла на шепот:
– Потому что я – актриса. Хоть и самодеятельная… Я знаю, что принято о нас думать. Что думают обо мне все эти сволочи… Вы же сами слышали!
– Я так не думаю, – удивленно ответил Клим. В его недолгих мыслях об этой женщине и в самом деле не было ничего грязного.
Сразу поверив ему и смягчившись, Зина виновато заморгала и по-девчоночьи спрятала лицо за кончиком косы, которую все время теребила:
– Правда? Ну, извините, что я так… Я, наверное, слегка одичала среди этих… Хоть и стараюсь даже не разговаривать с ними.
– Зачем же вы среди них? – спросил Клим и сразу понял, что задать такой вопрос куда легче, чем ответить на него.
Зина печально отозвалась:
– Потому что мой муж среди них. А где их нет? Теперь они повсюду. Их время, и все мы у них в руках. Они делают с нами что хотят, а мы терпим… Ведь театру нужно помещение. Правда, с этим легче, потому что этим дворцом заведует мать Ивана. А каково другим любительским театрам, представляете? Нужны деньги на постановки, на костюмы, на декорации… Думаете, ради чего Иван… Ему театр еще нужнее, чем мне. Все так мерзко, мерзко! Выслушивать от них всякую пошлость и терпеть это, уговаривая себя, что делаешь это ради искусства.
– Боюсь, искусство не вырастает из грязи, – с тихой убежденностью проговорил Клим. – Скорее, оно врастет в нее, если долго соприкасается.
Оставив в покое свою косу, Зина недоверчиво сдвинула брови:
– Вы так думаете?
– Да, – подтвердил он, опасаясь, что многословие покажется ей неискренним.
– Но как же…
Недоговорив, она растерянно замолчала, и Клим решился помочь ей:
– Вы же сами сказали, что не платите за аренду. И ваши актеры, насколько я понял, не получают в театре зарплату… Почему же вы должны зависеть от чьего-то кошелька? Разве так уж нужны пышные декорации? Главное – это актер, а не задник за ним. Конечно, если вам так уж необходимо показывать себя на международных фестивалях…
Продолжая хмуриться, Зина спросила:
– Вы говорите лично обо мне или обо всей труппе?
Клим, который имел в виду всю «Шутиху», мгновенно перестроился:
– Только о вас.
– Мне фестиваль был не нужен. Я не мечтаю о всемирной славе.
– А о чем? – спросил он, понизив голос, будто Зина и в самом деле могла посвятить его в страшную тайну.
Она ответила безо всякой заминки, и Клим понял, что все давно было обдумано и решено:
– Я хочу быть самодостаточной. Вот все, что мне нужно. Знать, что я ни на кого не похожа.
– Вы и не похожи!
– Да вы еще и не видели, – засмеялась Зина и от случайного смеха разом повеселела.
Обмахнувшись, как веером, пушистым хвостиком волос, она озорно воскликнула:
– Я хочу быть совершенством! Помните, как в той песенке: «Ах, какое блаженство знать, что ты – совершенство!»
– Знать, что ты – идеал, – закончил Клим.
– Да, – посерьезнев, подтвердила она. – Вот вам моя мечта: быть совершенной актрисой, которая забывает себя ради искусства, а не искусство ради себя. Еще быть идеальной женой… Я такая и есть, между прочим! Не верите?
– Верю…
– Ну и, конечно, идеальной матерью. Это для актрисы самое трудное. Наверное, я им все же недодаю… Но я надеюсь вырастить детей порядочными людьми. Это, мне кажется, самое главное, что требуется от матери.
Клим улыбнулся, вспомнив Жоржика:
– А я познакомился с вашим сыном!
– С Жоркой? О, он всегда везде первым оказывается… Но он – хороший мальчишка.
– Мне тоже понравился, – охотно согласился Клим. – Глаза у него ваши… Такие же сияющие…
Зина с удовольствием переспросила:
– У меня сияющие глаза?
– И волосы.
От ее смеха у него опять разбежались приятные легкие мурашки.
– Сияющие волосы? Разве такие бывают?
– Как утренний туман, – расходясь все больше, возбужденно проговорил Клим. – Когда солнце только появляется, он начинает светиться.
Она с любопытством заглянула ему в лицо и подперла кулачком склоненную голову:
– Где это вы видели?
– Я вырос в деревне.
– Правда? Вот не подумала бы…
– В вас говорит снобизм горожанки, – с упреком заметил он и сделал обиженное лицо.
Охотно рассмеявшись, она без особой грусти сказала:
– А я даже ни разу не была в деревне. То есть не жила. Так, проезжала мимо…
– Хотите поехать? – выпалил он, уже целиком отдавшись тому незнакомому ощущению радости, которое совсем захлестнуло его, не предлагая никаких объяснений своего возникновения.
Понимающе улыбнувшись, Зина утвердительно проговорила:
– Вы шутите, сударь!
– Нет! Если только хотите…
– Но это же невозможно!
– Ну да, – сразу сник он. – Я забыл. Невозможно, это точно.