Гнездышко мелких гадов
Шрифт:
— И сопьюсь. Тебе-то что?
— Как это что? Ты мне кто? Сын, наверное?
— Да, мать, биологически твое поведение оправданно, — неожиданно изрек Дмитрий.
— Ты о чем это? — нахмурилась родительница.
— Ну тебя в качель, не хочу я тебе объяснять премудрости бытия.
— Ты особо не задирай нос, что в институте учишься, — подбоченясь, кинула на него взор мать. — Благодаря кому учишься-то? Все благодаря матери. Если бы не я, пошел бы сейчас в бандиты. Или вообще наркоманом стал.
— Да что ты говоришь! —
— А ты что, знаешь? — женщина устремила на Дмитрия подозрительный взгляд.
— Мать, отстань, а! — вяло махнул рукой сын. — Неужели ты не в курсе, что нам на уроки с седьмого класса анашу приносили? Сама же на собраниях родительских головой качала.
— Так, в общем, мне надоело. Давай сюда бутылку! — повысила голос мать.
— Иди ты, знаешь куда! — взгляд Дмитрия стол явно агрессивным. Он вцепился в бутылку, словно в данный момент она представляла для него величайшую ценность. — У меня же друга убили…
— Вот и ты бы поменьше высовывался, — неожиданно понизила голос мать. — А то я то и дело слышу: твой с Сережкой опять накуролесили, опять набезобразничали. Вон Надежда Федоровна из пятьдесят второй говорила, что вы девок домой привезли, когда я уезжала в Москву. Галдели здесь до трех часов ночи, купались. Зачем купались-то?
— Мать, ну ты совсем каменный век! — улыбнулся Дмитрий. — А что же, грязными, что ли, трахаться? Ну ты даешь! — Постель я не буду твою стирать, — категорично заявила мать. — Сам стирай после своих девиц! Водишь сюда всяких… Завел бы подружку нормальную, а то все потаскух каких-то таскаешь. Прямо хоть не уезжай никуда.
— Какие они потаскухи, нормальные девчонки, — примиряюще ответил сын. — А Надежде Федоровне язык нужно отрезать. Она небось до утра не спала, все прислушивалась, старая кошелка.
— Да ты как разговариваешь! — взъярилась мать. — Ну-ка, давай сюда бутылку! И вообще, с сегодняшнего дня под домашним арестом будешь у меня сидеть. Никуда не пойдешь, а то и тебя укокошат. Ты думаешь, так, что ли, все просто? Наверняка какие-нибудь бандиты и грохнули твоего Сережку. Зачем только дружил ты с ним?
Мать присела рядом с сыном и попыталась его обнять, создавая таким образом, как ей казалось, атмосферу доверительности и теплоты. Дмитрий, однако, только скривился.
— А с кем дружить?
— С нормальными ребятами. Неужели нормальных нет в институте? У кого родители хорошие…
— Родители всегда хорошие, — ехидно протянул сын.
— А Сережка твой сам нарвался наверняка. С него станется. Я уж его узнала за три года вашей дружбы, — сказала мать. — Говорил мне: «Зоя Николаевна, вокруг одни козлы и идиоты!» Он один больно хороший был. Ты уж, Дима, дома посиди, никуда не ходи, а то и тебя под горячую руку бандюги эти угрохают. Сказал бы матери, что у вас там случилось… Может, в милицию надо заявить?
— Мать,
— С кем повздорили-то?
Дмитрий молчал. Он налил себе в рюмку джина, потом хотел налить тоник, но вдруг передумал и одним залпом осушил рюмку. Зоя Николаевна только и успела, что снова всплеснуть руками. Парень закашлялся от крепости напитка и долгое время не мог успокоиться.
— Вот, раскраснелся весь, — прокомментировала мать с укоризной.
Едва только Дмитрий откашлялся, она снова принялась за укоры и расспросы:
— Откуда вы тогда пришли-то, ты можешь мне сказать или нет?
— Когда тогда? — почти с ненавистью глядя на мать, переспросил Дмитрий.
— Когда? Тогда! — повысила голос Зоя Николаевна. — Заявились вы со своим Никитиным разукрашенные! Мне Надежда Федоровна говорит — Сережка и твой пришли все в синяках, ссадинах, матерились на весь подъезд. С кем тогда подрались?
— Тебе-то какая разница? — уже окончательно устав от утомительного диалога, спросил Дмитрий.
— Дима, одумайся, зачем тебе все это?
— Что — это? Бабы, что ли, зачем? — с вызовом спросил сын.
— Да бабы — ладно! Зачем нарываешься-то? Ведь люди сейчас какие пошли — за копейку угрохают.
— Брось, ты ничего не понимаешь, — продолжал отмахиваться Дмитрий.
— Конечно, я ничего не понимаю. Ты больно много понимаешь!
— Я-то понимаю, конечно, — пробурчал себе под нос Дмитрий.
— Надежда Федоровна говорила вон…
— Короче, мне надоело, — Дмитрий поднялся с дивана, оттолкнул мать и пошел к выходу из квартиры как был, в одних трусах и футболке. — Сейчас я этой дуре накостыляю.
Мать бросилась следом за ним и нагнала его уже в дверях, когда сын открывал замок.
— Куда ты, куда ты! — зашипела она на него. — Люди-то что подумают?
— Да плевать мне на людей! — заорал сын. — У меня друга убили, а они все сплетничают!
И он рванул на себя дверь. Мать ударилась головой о стену и застонала. Дмитрий же выбежал на лестничную площадку, подскочил к соседней двери и забарабанил в нее. Никто ему, однако, не открыл. Дмитрий продолжал стучать. Он стучал все сильнее, злее, подключив к рукам еще и ноги. Когда он в ярости стукнул в дверь соседки головой, к нему подскочила очнувшаяся от шока мать.
— Димочка, сынок, пойдем домой. Ну что ты меня позоришь? — почти шепотом, умоляюще заговорила она. — Не надо, ну пожалуйста, а то она разозлится и всем расскажет, что вы с Сережкой поссорились накануне, — мать окончательно перешла на шепот. — Еще, чего доброго, тебя обвинят.
— Че-го? — вырвался из настойчивых материнских объятий Дмитрий. — Ты чего несешь-то?
— Она… Надежда Федоровна… говорила, что вы в подъезде с Сережкой дрались… Четвертого числа… — запинаясь под бешеным взглядом сына, заговорила Зоя Николаевна.