Гномон
Шрифт:
— Я не мог позволить тебе все разрушить. То, что мы создали, Энни, спасает людей. Делает мир лучше.
— Нет, не делает. И все равно ты не смог меня остановить.
Но она не пытается вставать. Наверное, просто не может.
— Да, — соглашается Колсон. — Не мог.
— На том и порешим.
На экранах факелом пылает вся ее жизнь, подробности и детали их общей тайной истории, но этого никто не замечает, потому что к тому времени остальные экраны погасли.
Революцию не показывают нигде, только здесь.
Они не простили друг друга,
В подземных серверных и в высоких небоскребах шелестят магнитные иглы. Работает Протокол Отчаяния. Сложно изменить субстрат. В нем много уровней и резервных копий, но изменения применяются ко всем. Через час нигде не остается и следа Огненного Хребта.
Работает Протокол Отчаяния.
А затем, как и положено, машина останавливается. Система: выключение.
Книготорговец Аллан Шенд наблюдает крушение Системы из комнаты над магазином. Он закрыт, но владелец спускается на первый этаж, ставит чайник и открывает дверь. Люди будут очень напуганы, а по своему опыту он знает, что они всегда чувствуют себя лучше, видя, что книжный магазин открыт.
Некоторое время никто не заходит, но через час на стульях между «Древней историей» и «Художественной литературой» сидит десяток человек, а у самой двери развернулся санитарный пункт. Ему приятно видеть, что такие вещи могут происходить без помощи электрического телефона.
Вскоре ему приносят неожиданную посылку — новые издания книг, которые он всегда полагал несуществующими.
Инспектор Свидетеля Девана Бендида получает большой файл, прежде чем падает сеть, ее собственное соединение с Системой волшебным образом работает во время тотального отключения. В файле несколько документов, в том числе данные, расходящиеся с официальными, тем не менее Система подтверждает их подлинность. Все они касаются широкомасштабных и постоянных подтасовок результатов голосования внутри Системы. Там же несколько сделанных на камеру заявлений и чистосердечных признаний. Основная часть файла — запись самого странного и длинного допроса, какой ей приходилось видеть. Особенно сильно она удивляется, обнаружив свое изображение, возникающее в разных формах и обстоятельствах, которые нельзя назвать иначе как диковинными.
Она скептически оценивает столь прямолинейную идентификацию, поэтому всерьез размышляет о записи и о том, зачем вообще ее прикрепили к этому файлу, но садится и прикладывает пульты к коже. Как всегда, поднося второй к виску, она думает о Хамфри Богарте.
Запись отличается высокой интенсивностью, поэтому инспектор решает, что, несмотря на тошноту, будет просматривать ее поверх наблюдаемой реальности, чтобы оставаться за пределами иллюзии.
Она озадачена тем, что включается в историю почти в самом конце.
Кириакос
Яркий свет, и кто-то стреляет в воду из гранатомета: так я сообщаю миру о своем возвращении. Этим — и явлением множества очень дорогих вертолетов.
Женщина делает что-то у меня во рту медицинским шпателем, я кашляю.
— Чисто, — говорит она.
У меня в глазах плавают черные точки, а она держит в другой руке тонкий фонарик. Уже проверила реакцию зрачков. Что еще? Ах да. Быстрое подключение к моему киборгическому секс-чипу через индивидуальное приложение на ее айфоне, чтобы мое тело вдруг не затопило неуместными химическими соединениями, а потом очень большая игла вонзается мне в ягодицу: антибиотики и слабое болеутоляющее, а также остальные препараты, которые она сочла необходимыми. Металлический значок на ее груди сообщает, что это «Доктор Шенандоа».
— Спасибо, доктор, — говорит Абеляр.
Абеляр — то ли боевик, то ли просто бывший военный, резкий и практичный. За ним стоит его начальник Жискар, который почти не разговаривает. Его люди всё делают. Уверен, он считает, что если во время операции пришлось открыть рот, значит, был недостаток планирования.
В нескольких футах от нас лежит огромная туша акулы, с брюхом, распоротым чем-то вроде пары гигантских секаторов. Моей акулы. Теперь она не кажется особенной, ну, кроме размера. И ни следа Чертога Исиды или остальных, бывших там. Разумеется.
Спору нет, ее можно вносить в любую книгу рекордов, и один из людей Жискара уже все документирует: на случай, если я захочу потом хвастаться трофеем.
Это я — час назад в доме Стеллы, использую ее компьютер, чтобы сделать телефонный звонок. Трубку снимают на половине первого гудка.
— Служба безопасности, — говорит женщина с неуловимым акцентом.
— Мне дали этот номер на случай, если понадобится помощь.
Женщина говорит:
— Средства?
— Пятнадцать сотен.
Не в смысле, вот сколько. В смысле, вот кто я. Царь-торговец.
Любой может позвонить, объяснил мне на взлетной полосе интересный парень. Они тебя спасут. Возьмут оплату. Никто им еще не врал о том, сможет ли заплатить. (Никто из тех, о ком кто-либо когда-либо слышал, или по меньшей мере о ком потом кто-либо что-либо слышал.) Я вызвал их лучших ребят и сообщил, что я из высшей лиги. На женщину на другом конце это, кажется, произвело впечатление.
— Положение? — спрашивает она, имея в виду положение в рейтинге.
— В верхних двадцати пяти.
— Для подтверждения: три вещи, которые для вас важны. Можно односложно.
— Звезда. Фейнман. Челюсти.
— Вас просили запомнить кодовую фразу.
Разве? А, да. Да.
— Иди хоть до края земли, но я удержу тебя в длани своей.
— Спасибо, — говорит она под шорох клавиатуры.
У них, похоже, мощные алгоритмы. Ну, ясное дело. Они ведь Google рынка личной безопасности.