Гностики, катары, масоны, или Запретная вера
Шрифт:
Но в романе речь идет не об одном только вопросе почитания богини. Это верно, что католическая церковь воздает Марии лишь чуть меньшие почести, чем самому Богу. Исторические свидетельства указывают на то, что провозглашение Марии «Теотокеос», или «Матерью Бога», в пятом веке отчасти было призвано заполнить вакуум, оставшийся после запрещения культа Изиды, всесострадающей египетской богини-матери, известной в греко-римском мире. Но Мария — это богиня-дева. И в этом суть дела. Браун вкладывает в уста своего героя следующие слова:
«Для ранней церкви… использование секса как инструмента для прямого общения с Богом казалось кощунством, подрывало сами основы католицизма. Ведь это подрывало веру в церковь как единственное связующее
Как бы ни относиться к «Коду да Винчи», эти слова трудно опровергнуть. Хотя ни один здравомыслящий человек не стал бы отрицать, что определенный контроль над сексуальными импульсами желателен и необходим, доминирующая же форма христианства пошла намного дальше этих утверждений и заклеймила сексуальную природу в целом. Такое ее отношение отчасти может быть объяснено в свете условий, в которых возникло христианство, — данная религия появилась в поздний период Римской империи, когда сексуальные отношения необычайно извратились и в целом деградировали, — но при всем при этом точку зрения Брауна нельзя сбрасывать со счетов. Демонизация сексуальности оказалась мощной формой социального манипулирования. Иудейский закон запрещал те или иные формы манифестации сексуальной природы в определенных обстоятельствах, христианство же дошло до осуждения ее практически во всех возможных формах, даже в рамках брака. Отец Церкви Иероним заявлял: «Тот, кто ненасытен со своей женой, совершает прелюбодеяние». Это всеохватное осуждение неизбежно должно было привести к накоплению в душах верующих огромного чувства вины, поскольку ни один нормальный человек не свободен от сексуальных желаний, — таким образом, у церкви появлялась возможность утвердиться в качестве единственного источника отпущения этих «грехов». Притязание церкви на то, что она обладает исключительными правами на распределение Божьей милости на земле, выраженное в изречении «Extra ecclesiam nulla salus» («Вне церкви нет спасения»), явилось одной из ее самых дерзких, но и самых успешных тактик.
В конце книги «Код да Винчи» говорится, что определяющей целью «Приората» является не сохранение тайны брака Иисуса с Марией Магдалиной и не отстаивание интересов его родословной линии. Скорее, она заключается в усилиях по поддержанию осведомленности в людях относительно божественного женского начала, и далее утверждается, что результаты этих усилий можно различить в художественных произведениях, даже в продукции Уолта Диснея. «Да вы только посмотрите вокруг! — говорит Лэнгдону бабушка Софи, прямой потомок Христа и Марии Магдалины. — Ее история присутствует в изобразительном искусстве, музыке, литературе. И с каждым днем о ней вспоминают все чаще. Этот маятник не остановить. Мы начинаем осознавать, какие опасности кроются в нашем прошлом… понимать, что многие пути ведут к саморазрушению. Мы начинаем чувствовать необходимость возродить священное женское начало».
Это обозначает тему, часто появляющуюся в современных работах гуманитарной направленности: человечество на протяжении тысячелетий находилось в рабской зависимости от мужских ценностей, связанных с иерархией, войной и доминированием, а теперь течение начинает менять свое направление. Расцвет интереса к женскому лицу Бога — Марии Магдалине, Софи и самой Деве Марии, не говоря уже о великой богине язычества, — свидетельствует об этом факте. Мужские ценности отступают, и мы наблюдаем рассветную пору новой эры мира, сотрудничества и заботы.
Есть лишь одна проблема с подобным мировидением: современные подмостки мало подходят для него. Даже если мы упрощенческим образом приравняем мужское начало к доминированию, а женское — к заботе и состраданию, то легко можно заметить, что последнего в обществе становится все меньше и меньше, — эти ценности вытесняет становящийся все более экспансионистским мотив выгоды. В значительной части развитого мира «государство-няньку», характерное для середины двадцатого века, которое стремилось (с разной долей успеха) обеспечить определенный уровень поддержки для всех граждан, теперь вытесняет система невмешательства, которая подразумевает, что рыночные силы сами каким-то образом приведут к установлению социальной справедливости.
Таким образом, «возрождение божественного женского начала» может являть собой не движение маятника в другом направлении, а то, что психологи называют компенсацией: Чем более оказываются растоптаны добродетели, ассоциирующиеся с женским началом, — забота, красота, сострадание (как в локальных ситуациях, так и в культуре в целом), — тем более проявляется их присутствие на бессознательном уровне. В индивидуумах такая ситуация дает о себе знать через особого рода сновидения и неврозы, тогда как на коллективном уровне она манифестируется посредством спонтанных и необъяснимых событий (таких как многочисленные явления Девы Марии), а также через книги, подобные «Коду да Винчи», завладевающие воображением массового читателя. Таким образом, все эти свидетельства проявления божественного женского начала могут представлять собой не зарю прекрасной новой эпохи, а механизм отражения нашего нынешнего состояния дискомфорта.
При всем этом я полагаю, что посыл «Кода да Винчи» сориентирован на еще более глубокие пласты проблем. Он отражает широко распространенное ощущение, о котором я уже упоминал во введении, что в христианстве что-то упущено. «Код да Винчи» относится к жанру художественного детектива, и, как во всех подобных книгах, сюжет здесь начинает разворачиваться в результате возникшей у героя необходимости выяснить определенные факты: действие начинается с обвинения главного героя в убийстве, а в итоге оборачивается обнаружением сокрытых фундаментальных истин, относящихся к христианству. Отчасти магия книги проявляется и в том, что сюжет приводит героя (а стало быть, и читателя) к чему-то, что находится за границей фактического знания: кульминацией становится псевдомистический опыт. «На секунду, — читаем мы в конце, — ему [Лэнгдону] почудилось, что он слышит женский голос. Голос мудрости, он доносился через века… шептал из бездны, из самых глубин земли».
Так, в кульминационный момент «Код да Винчи» выходит в определенное измерение опыта, находящееся поту сторону фактических данных, авансцены, где присутствуют персонажи, и времени как такового. Фактическая основа книги, как мы уже видели, шаткая. Но в конечном счете какое имеет значение, был Иисус женат на Марии Магдалине или нет? Чего такого принципиально нового и значительного привнес бы во всю эту историю факт наличия у них потомков, которые дожили бы до наших дней? Да и на данном историческом этапе было бы практически невозможно обнаружить их следы. Но необходимость в пробуждении высшего сознания отнюдь не ложная и не измышленная. Делая предположение, что дорога к этому опыту все еще открыта, «Код да Винчи» при всех своих недостатках вносит значительный вклад в мировидение нашего времени.
Различные потоки гностического наследия, которые мы рассмотрели в этой главе, представляются — и на самом деле являются — в высшей степени отличными друг от друга. В отдельных случаях это наследие может выглядеть антиномичным; оно идет вразрез с социальными условностями, лишающими индивидуума свободы. В других случаях силы, сковывающие нас, оказываются ближе к нашему естеству, чем наши собственные яремные вены. Но сама эта несоразмерность подразумевает наличие некоей путеводной нити, которая может привести нас к духовному освобождению.