Гностики, катары, масоны, или Запретная вера
Шрифт:
«Я понимал ВАЛИС как находящуюся вне меня модулирующую реальность. Ах, а это была проекция (ср. Юнга). Проекция все это объясняет… Это было мое собственное сознание, которое я видел внешним по отношению к себе. Я спустился вниз к филогенетическому (коллективному) бессознательному. Бог не имел ничего общего со всем этим. Так ведь?
Ну а как тогда быть с посланником, являющимся в должное время и обманывающим машину воздаяния, утаивая от нее подробный счет, который должен быть выставлен тебе? Является ли этот посланник архетипом коллективного бессознательного? А голос AI [голос искусственного разума («Artificial Intelligence») — так Дик именовал гипнотический голос, который он часто слышал в 1974–1975 годах и потом с промежутками вплоть до момента своей смерти] — это моя анима?»
Наконец, сумасшествие — это не такое уж удовлетворительное объяснение для видений Дика. Умственное расстройство обычно вызывает дисфункцию: страдающий заболеванием в меньшей
Если мы хотим проанализировать пережитый Диком опыт в терминах привычных представлений, то, вероятно, нам надо будет сфокусироваться не на сумасшествии, а на психоделиках, которые он периодически употреблял на протяжении ряда лет. Откровение, связанное с розовым лучом, определенно напоминает приход, вызванный принятием ЛСД; вскоре после этого у Дика было восьмичасовое видение тысяч разноцветных графических изображений, напоминающих «нефигуративные полотна Кандинского и Клее». Слишком легко было бы списать видения Дика на хорошо известный механизм ретроспекции, включаемый приемом ЛСД, но, может быть, дело в том, что эксперименты с наркотиком каким-то неопределимым образом произвели грунтовку сознания, подготовив его к получению данного опыта.
Если посмотреть на дело в более широком масштабе, то ставшее популярным в 1960 и 1970 годы экспериментаторство с психоделическими препаратами, вне всякого сомнения, помогло подготовить почву для возрождения гностического видения. В своей книге «Психоделический опыт» Тимоти Лири, Ральф Метцнер и Ричард Альперт (Рам Дасс) указывают, что некоторые типы видений, вызванных приемом ЛСД, дают понять испытателю данного препарата, что «он участвует в некоем космическом телевизионном шоу, которое по своей природе не более материально, чем образы на кинескопе его телевизора». Заключения, делающиеся человеком на основании обретенных им прозрений в ходе эксперимента с препаратом, будут варьироваться в зависимости от рода опыта, полученного им. Если он положительный, то совершающий путешествие в галлюциногенный мир может сделать вывод, что Вселенная — это лила, особый космический танец в представлении индийских мудрецов. Если опыт сопряжен с ощущением нависшей угрозы, человек может решить, что космос — это злая шарада, актуализированная демиургом. Но даже если вынести за скобки эти представления, стоит указать на одну деталь: каждому, кто экспериментировал с ЛСД, вероятно, приходила на ум ошеломляющая мысль — бесконечно малый сдвиг в соотношении химических веществ в нашем мозгу (ЛСД отмеряется не в миллиграммах, а в микрограммах) может очень глубоко повлиять на наше ощущение реальности.
Возможно, тут мы подходим к сути проблемы. Вышеприведенные соображения согласуются с существующими ныне направлениями в психологии и философии, фиксирующимися примерно на том же самом. Но в рамках этих направлений «космический обман» рассматривается преимущественно в терминологии, относящейся к сфере теории познания и психологии, а не теологии: демиург пребывает в наших мозгах.
Отцом этих воззрений был Иммануил Кант, который, как я уже замечал, утверждал, что у нас нет возможности воспринимать мир напрямую, как он есть, но лишь посредством фильтров, представляющих собой определенные формы опыта, названные им «категориями», включающими в себя время, пространство и причинность. Не каждый философ принял теорию Канта, но каждому философу с того времени пришлось иметь дело с обескураживающей возможностью того, что мир не есть в точности то, каким мы его себе представляем, что даже самые фундаментальные элементы реальности могут быть конструктами нашего собственного сознания. Результаты, полученные в области когнитивной Психологии, укрепили это подозрение, показав, как наше восприятие оказывается обусловленным деятельностью наших сенсорных органов. Произошедшее совсем недавно повальное увлечение виртуальной реальностью укрепило наши надежды (и страхи) относительно того, что скоро мы сможем в полной мере погрузиться в реальности, представляющиеся тотально убедительными при своей тотальной фиктивности. В оконце 1990-х годов эти идеи проникли в массовую культуру благодаря таким фильмам, как «Экзистенция», «Шоу Трумана» и «Матрица».
Из поименованных фильмов «Матрица», созданная братьями Вачовски и вышедшая в свет в 1999 году, несомненно, имела самый большой резонанс. Сюжет фильма всем уже хорошо известен. Нео (его играет Киану Ривз) — молодой человек, днем работающий в респектабельной компании по разработке программного обеспечения, а по ночам занимающийся компьютерным хакерством. Его готовятся схватить правительственные агенты, но тут его спасает группа «террористов» во главе с загадочным Морфеусом (в исполнении Лоуренса Фишберна). Морфеус открывает ему удивительную вещь: тот мир, который известен Нео, мир внешней цельности, есть не более чем конструкция Матрицы, системы виртуальной реальности, удерживающей людей в состоянии дремоты, в то время как их враг, хитроумная раса андроидов, использует их тела как источник возобновляемой энергии. Действие фильма (и его продолжений — «Матрица: Перезагрузка» и «Матрица: Революция») сталкивает Нео, Морфеуса и их товарищей с андроидами и их «агентами» — в первую очередь с архиврагом Нео, агентом Смитом, — как в виртуальном мире Матрицы, так и в реальном мире, на выжженной дистопической Земле, какой она представлена в отстоящем от нас на несколько веков будущем.
В отношении «Матрицы» выстраивались самые разнообразные интерпретации. Профессора философии в университетах в год выхода фильма на экраны могли услышать от своих студентов утверждения, что символ пещеры у Платона [28] и подобные этому философские представления — «того же типа, что и представленные в “Матрице”». Как обычно, люди видят то, что они хотят видеть. Марксисты видят в этом фильме аллегорическое изображение людей, пытающихся высвободиться из уз эксплуататорского капитализма, лишенного внутреннего смысла. Для экзистенциалистов это драма, в которой личности вырываются из «неподлинности» в мрачное, но радикально свободное «подлинное» человеческое состояние. Для буддистов речь идет об освобождении от самсары, или иллюзии; христиане традиционного толка видят в Нео род Христа.
28
В произведении Платона «Государство» идет речь о некоей символической пещере, где находятся прикованные к стене узники, пребывая там от самого момента своего рождения. Вдалеке за стеной горит огонь. Между огнем и узниками проходит стена-ширма. Из-за нее узникам показывают разного рода изображения живых существ, так что узники имеют возможность видеть только их тени и составлять соответствующие о них представления. Представься узникам возможность увидеть реальные предметы, для них это явится потрясением, которое они едва ли смогут перенести.
Неудивительно, что некоторые обнаруживали гностическую нить в «Матрице», правда, на заданный в ходе интервью вопрос: «Вам говорили, что в «Матрице» ощутимы гностические обертоны?» — братья Вачовски двусмысленно ответили: «Вы считаете, что это хорошо?» Так или иначе, параллели легко обнаружить. Нео «спасается» не благодаря вере, а благодаря тайному знанию, освобождающему его сознание и также раскрывающему конечную природу той реальности, в которую он до сих пор верил. Нео предстоит сделать выбор, который освободит его от рабской привязанности к Матрице, — Морфеус призывает его: «Очисти свой мозг». Даже имя главного героя в «Матрице» — Томас Андерсон — в представлении некоторых имеет гностические смысловые оттенки: они выводят «Андерсон» из греческого слова «андрейос», «мужской, человеческий», так что Нео оказывается «Сыном Человеческим». А Томас, то есть Фома, — имя апостола, имеющего наиболее близкое отношение к гносису.
С другой стороны, имеются также и явные расхождения. Внутреннее озарение позволяет гностику вступить в мир, находящийся за гранью боли и страданий, тогда как реальность, в которую освобождается Нео, оказывается даже более гнетущей, чем Америка конца двадцатого века, воспроизведенная в иллюзорном царстве Матрицы. Один комментатор указывает еще на следующую деталь:
«Единственным героем, выражающим идеи, сколько-то близкие подлинному гностицизму, по иронии судьбы и сюжета оказывается агент Смит — воистину развоплощенное сознание, вынужденное принять физическое обличье и интерактивно проявлять себя в симулированном физическом мире внутри Матрицы. Он говорит Морфеусу: «Ваш запах, я дышу им, ощущаю кожей вашу вонь, хотя я знаю, что это глупо, я опасаюсь подхватить вашу заразу». Он отчаянно желает вернуться в чистое состояние развоплощенного существования, как этого желал бы любой истинный гностик. При всем при этом он есть воплощение врага».
Возможно, вернее всего воспринимать «Матрицу» как комбинацию тем — гностических, буддистских, традиционных христианских, экзистенциалистских, марксистских и иных, — которые были переплавлены в единое целое. Но в фильме поднимается также еще один вопрос, возникавший и в гностицизме, и в иных течениях: зачем демиургу и архонтам брать на себя труд удерживать человечество в подчиненном состоянии? В «Матрице» ответ очевиден: чтобы иметь источник возобновляемой энергии. В одном месте в фильме Морфеус говорит: «Что такое Матрица? Диктат. Матрица — это мир грез, порожденный компьютером, созданный, чтобы подчинить нас, сделать из нас всего лишь это», — и он показывает известную всем батарейку «Дюраселл» с верхушкой медного цвета. До этого одна героиня фильма даже раз назвала Нео «медноголовым».