Гобелены Фьонавара (сборник)
Шрифт:
Прежде чем ответить, Исанна отпила немного из своей чашки. Пили они нечто, весьма напоминавшее отвар ромашки.
– Я видела тебя во сне, – сказала Видящая. – И не один раз. Ведь именно во сне мне и открывается будущее. Впрочем, в последнее время вещие сны приходят ко мне все реже и полны какого-то странного тумана. Но тебя я видела совершенно ясно и хорошо представляла себе, как ты выглядишь, какого цвета у тебя глаза, волосы… Какое у тебя лицо – я ведь много раз видела твое лицо…
– Но ПОЧЕМУ я тебе снилась?! КТО я такая, чтобы сниться тебе?
– Ты и сама уже знаешь ответ на этот
– Но я же, – тихо и жалобно сказала она чуть погодя, – я же ничего о вашей жизни НЕ ЗНАЮ!
– Именно поэтому я и должна научить тебя тому, что знаю сама. Именно поэтому ты сейчас здесь.
В комнате повисло напряженное молчание. Обе женщины – одна старая и седая, другая совсем юная на вид и темноволосая – молча смотрели друг на друга очень похожими ясными серыми глазами, ощущая на своих лицах ветерок с озера, напоминавший чье-то легкое дыхание.
– Госпожа…
Чей-то голос нарушил вдруг эту зачарованную тишину. Ким обернулась и увидела Тирфа, который заглядывал в окно. Густые черные волосы и пышная борода почти скрывали его лицо; глаза тоже были очень темными, почти черными. Он был невысок, но мускулистые руки его, лежавшие на подоконнике, были явно очень сильны и покрыты темным загаром от постоянной работы на солнце.
Исанна, ничуть не удивившись, повернулась к нему.
– Это ты, Тирф? А я как раз собиралась тебя позвать. Не мог бы ты соорудить нам еще одну кровать? У нас сегодня заночует гостья. Ее зовут Кимберли; она два дня назад совершила Переход вместе с Лореном.
Тирф быстро и остро глянул на Ким и, словно смутившись, неловко пригладил волосы, падавшие ему на лоб.
– Ну раз так, я уж постараюсь. А еще я хотел сообщить, что кое-кого видел в лесу… не из наших мест…
– Волков? – спокойно спросила Исанна. Тирф ошеломленно уставился на нее, потом молча кивнул. – Я их уже видела – вчера ночью во сне. Но, к сожалению, почти ничего нельзя с этим поделать. О чем я вчера во дворце и сообщила Лорену.
– Ох, не нравится мне это! – пробурчал Тирф. – Никогда еще на моей памяти волки так далеко на юг не забегали. А какие они огромные! Волки не должны быть такими большими! – И он с отвращением сплюнул в пыль, вновь сердито откинул волосы со лба и пошел прочь. Ким увидела, что он сильно хромает и старается щадить левую ногу.
Исанна, заметив ее взгляд, пояснила:
– Нога у него была сломана много лет назад. И плохо срослась. Он так на всю жизнь хромым и остался. А вообще мне повезло, что он у меня служит, ведь никто другой ВЕДЬМЕ служить не пожелал бы! – Она улыбнулась. – Ну что ж, придется начать наши занятия прямо сегодня ночью.
– Ночью?
Исанна кивком указала ей в сторону банниона, лежавшего на столе.
– Ну да. И начнется все с этого цветка, – сказала она. – Как и у меня – много-много лет назад.
Ущербная луна встала поздно, и было уже совсем темно, когда они вдвоем вышли на берег озера. Дул слабый, но прохладный ветерок; вода ласково, любовно поглаживала берег. Над головой сияли яркие летние звезды, и лучи их были похожи на серебряную филигрань на черном фоне небес.
Лицо Исанны казалось суровым и отстраненным, и Ким, поглядывая на Видящую, чувствовала, как ее охватывает напряженное предвкушение чего-то неведомого. Смещалась, казалось бы, сама ось мироздания, но она понятия не имела, как и куда эта ось смещается; твердо знала она лишь одно: самой судьбой было ей предопределено попасть на берег этого озера.
Исанна гордо выпрямилась, хрупкая, маленькая, и ступила на плоский выступ скалы, нависавший над озером. Она велела Ким сесть с нею рядом. Еле слышно шелестела листва под ветерком да тихо плескалась у берега вода. Исанна вдруг заговорила, воздев к небесам руки жестом властным и призывным, и голос ее прозвучал в ночи точно звон колокола:
– Услышь меня, ЭйлАвен! Услышь мой призыв и приди ко мне, ибо ты мне нужен, нужен в последний раз – и более, чем когда-либо прежде! Приди, ЭйлАвен, ибо в руках моих священный баннион! – При этих словах цветок в ее руке вспыхнул как пламя, переливаясь голубовато-зеленым и красным, и она бросила его в озеро. Сверкая, баннион пролетел над водой и огненной стрелой упал в темную пучину.
Ветер сразу улегся. Ким чувствовала рядом с собой присутствие Исанны, хотя та была неподвижна как мраморная статуя. Сама ночь, казалось, собралась в один комок и затаилась, воплотившись в окружавшей их тишине и неподвижности воздуха. Не было слышно ни единого звука, ни единого шороха, все застыло. Ким почудилось, что бешено бьющееся сердце вот-вот выскочит у нее из груди. Под луной поверхность озера казалась зеркальной, абсолютно гладкой, но под ней отнюдь не чувствовалось спокойствия. Напротив, вода как бы замерла, свернулась в кольцо, точно змея, выжидая решающего мгновения. Каждой своей жилочкой Ким ощущала горячий ток крови, а в душе у нее что-то дрожало, вибрировало, точно камертон, настроенный на слишком высокую для человеческого уха частоту.
И тут вдруг озеро словно взорвалось. Сразу же все пришло в движение, и в самом центре озера возникла воронка, из которой поднялся затем небольшой смерч, вращавшийся слишком быстро, чтобы можно было рассмотреть, что у него внутри. В лунном свете смерч отливал голубовато-зеленым.
Потрясенная до глубины души, смотрела Ким, как этот смерч приближается к ним, постепенно замедляя свое вращение, и наконец останавливается совсем, как бы повиснув над водой прямо перед Исанной. И только тут Ким разглядела человеческую фигуру. То был мужчина огромного роста.
По плечам его кольцами вились длинные волосы цвета морской волны, а глаза были холодны и чисты, точно осколки льда. Его обнаженное тело, стройное и гибкое, переливалось в лунном свете, словно покрытое блестящей чешуей. А на руке его кровавой раной светилось кольцо с красным камнем – таким же красным, как и сердцевина цветка, с помощью которого он был призван.
– Кто вызвал меня? Кто заставил меня против моей воли подняться из родных глубин? – Голос его звучал холодно; то был холод ночных вод, какими они бывают ранней весной, и в ледяном голосе этом чувствовались опасность и угроза.