Гоблин – император
Шрифт:
Его слова не были жестоки, но в них чувствовалась непреклонная воля, и Дажис повиновался. Судорожно всхлипывая и хватая ртом воздух, он, наконец, справился со своим голосом.
— Ваше Высочество, я пришел не просить прощения.
Отказ от формального «мы» ударил Майю, словно крик боли, и он инстинктивно отпрянул от ее страшной наготы.
— Да, — сказал он.
Сетерис, адвокат до мозга костей, весьма дотошно разъяснил Майе разницу между формальным и искренним извинением, а так же между прощением и извинением, и теперь он
— Я… я извиняюсь за то, что я сделал.
Этого было бы недостаточно для Сетериса, который потребовал бы подробного описания проступка в формуле извинения, но Майе для этого не хватило злости. Но было нечто, что ему очень, очень нужно было узнать:
— Почему? Зачем ты это сделал?
Дажис зарыдал снова, и у Майи мелькнула неприятная мысль, что эти слезы вызваны скорее желанием уйти от вопроса, чем подлинным горем.
— Осужденный, — сказал тот же каноник.
— Вы же все знаете, — крикнул Дажис, обращаясь к нему. — Почему вы сами не скажете?
— Потому что это было вашим выбором, — категорически заявил тот. — Не нашим.
— Вы должны ответить, — сказал второй Атмаза.
Дажис взял себя в руки.
— Они… то есть принцесса Шевеан и лорд Чавар обещали мне, что я стану Адремаза, когда Сехалис Адремаза умрет.
Или когда Сехалису помогут умереть. Это устроило бы всех участников сделки.
— И что?
— И они обещали, что я буду первым нохэчареем принца Идры, — шепотом добавил Дажис. — И они не будут… его правительство не будет…
— Мы понимаем, — сказал Майя и сам вздрогнул от холода в своем голосе.
Дажису не хватило смелости бросить упрек ему в лицо, но Майя был не так глуп, чтобы сбрасывать со счетов личную неприязнь.
Нет, твердо сказал внутренний голос, совсем не похожий на голос Сетериса. Ты Император. Твой нохэчарей не вправе одобрять или осуждать тебя, и тем более, тебя судить. Это Дажис нарушил свою клятву. Не ты. Помни, что ты Эдрехазивар. Он постарается не забывать, но так трудно было избавиться от ощущения, что он сделал что-то неправильное, нечто такое, что и привело к сегодняшней катастрофе.
— Вы хотите еще о чем-нибудь спросить осужденного, Ваше Высочество? — Спросил один из каноников.
— Нет, — сказал Майя.
У него было много вопросов, но ни один из них не помог бы ему нести свою ношу дальше.
— Осужденный? — Спросил второй каноник.
И Дажис впервые поднял на Майю глаза и сказал:
— Ваше Высочество, вы останетесь?
— Остаться? — Повторил Майя. — Вы хотите, чтобы я наблюдал ваше сэппуку?
Дажис кивнул.
— Я знаю, что это… очень трудно, и я не должен просить. Вы можете отказаться, Ваше Высочество. Но… пожалуйста, Ваше Высочество!
— Но зачем вам?.. — Майя не смог договорить.
— Ваше Высочество, вы не обязаны присутствовать при сэппуку.
Но тут же он услышал ответ Дажиса:
— У меня больше никого нет.
Майе вдруг стало до горечи стыдно, что он совсем ничего не знает о Дажисе. Может быть, он сирота, или живет так далеко от семьи, что давно стал чужим для них, или они просто не придут? Ченело бы знала, Ченело верила, что и он должен знать.
— Мы останемся, — сказал Майя.
— Спасибо, — прошептал Дажис.
Каноники посмотрели на Майю с сомнением, но, кажется, решили, что не имеют права спорить с Императором.
— Осужденный должен также поговорить с лейтенантом Телимежем, — сказал один из них.
— Да, — согласился Майя. — Мы с Киру Атмаза выйдем, чтобы не стоять между ними.
Кроме того, ему невыносимо хотелось бежать из этой тюрьмы, подальше от страдающего Дажиса и своей неспособности разделить его боль.
Киру вышла вслед за ним в сводчатый зал Мазантелеана и, ничего не говоря, встала рядом. Зал был почти пуст, но в его атмосфере царила безмолвная напряженность. Два или три Атмаза с опущенными головами прошли, почти прошмыгнули мимо них, хотя, возможно, именно он был виноват во всем, что происходило здесь и сейчас.
Он повернулся, чтобы спросить Киру, но в этот момент дверь в комнату для посетителей распахнулась, и вышел Телимеж в сопровождении одного из каноников. Лицо Телимежа было белым, как мука, и очень печальным, он избегал встретиться глазами с Майей. Каноник поклонился и сказал:
— Ваше Высочество, сэппуку состоится через два часа на закате в Малом дворе, который укажет вам Киру Атмаза. Вы можете вернуться в Алсетмерет и подождать, но если предпочитаете…
Майя впервые заметил признак смущения.
— Да? — Сказал он.
— Ваше Высочество, обычаем принято, хотя для свидетелей отнюдь не обязательно, провести некоторое время в молитве. Для нас будет честью ваше вместе с лейтенантом Телимежем присутствие в Улимере Мазантелеана.
Майе не требовалось оглядываться на внезапно напрягшуюся Киру, чтобы понять, какая честь ему предоставлена, и он не нуждался в объяснении причин смущения каноника. Благочестие было не в чести при дворе. Более того, оно даже вызывало подозрения: еще одна из причин, почему Ченело была здесь так безнадежно несчастна. Вероятно, каноник ожидал, что его приглашение будет отклонено и, вероятно, с язвительным упреком.
Даже если бы Майя разделял взгляды двора, он не счел бы себя вправе отвергнуть предложение, тем более, зная, как редко посторонние могут стать участниками любого из ритуалов Атмазара, даже в менее священном месте. Он не мог не подумать, почему ему оказана такая честь, ведь прежде Императоры получали неизменный отказ, а ведь, по крайней мере, один из них явился в Атмазар с вооруженным отрядом за спиной, но сказал только:
— Для нас это тоже будет честью. Телимеж?
— Д-да, Ваше Высочество. — Телимеж еще был испуган, но вполне сносно поклонился и произнес: — Благодарим вам, Атмаза.