Гоблины в России
Шрифт:
– Вселюсь, будь спок! Вон я вижу, у вас тут интересная хреновина имеется, - пропыхтел поэт.
– Вот уже вселился!
Внутри бутылки Клейна что-то тихонько загудело, потом послышались шаркающие звуки, словно кто-то подметал пол, хлопнула астральная дверца, и на какое-то время все стихло.
– Вот зараза!
– воскликнул гремлин.
– Он же в бутылку полез!
– А куда, по-твоему, ему было деваться, если он и впрямь поэт?
– спросил Даниил.
– Конечно, в бутылку.
А "студебеккер" так и остался неодушевленным. Впрочем, сыщется и для него душа, но об этом потом.
Между тем, отставной прокурор Вынько-Засунько давно уже выбрался из своего покалеченного "Москвича" и с интересом наблюдал за происходящим. Когда поэт залез в бутылку, он неодобрительно пожевал тонкими губами и решил подать голос:
– Машину мне кто ремонтировать будет? Может быть, этот ваш Пушкин?
– Отремонтируем в порядке очереди, - ответил гремлин, осматривая "Бентли".
– Хороша тачка!
– А ты кто такой?
– спросил пенсионер, словно впервые увидел живого гремлина.
– Гастарбайтер?
– Ага, прямо из Америки к нам в Растюпинск, - подтвердил Даниил.
– Гастарбайтер и есть.
– Надо же!
– с уважением протянул старикан.
– Уже из Америки к нам на заработки приезжают.
– Я к вам по ленд-лизу, - пояснил Бугивуг, закатывая "Бентли" в бутылку Клейна.
– Как же, помню, из Америки нам много чего полезного по ленд-лизу привозили, - пенсионер погрузился было в воспоминания, но быстро сориентировался и уже совершенно по-прокурорски спросил:
– А документики у вас какие-нибудь имеются, товарищ ленд-лизовец?
Тут на самом интересном для отставного прокурора месте разговор прервался, потому что из бутылки донеслись невнятные ругательства, потом голос поэта произнес:
– Сволочь, руку отдавил, ты полегче, полегче, а то пихаешь, как не знаю что!
– Посторонись, душа поэта, а не то придавлю!
– по-молодецки ухнул Бугивуг и впихнул "Бентли" в бутылку Клейна по самый задний бампер. Зовут-то тебя как, а, поэт?
– Зовут меня Саньком, - донеслось из бутылки.
– А вообще-то я - неизвестный поэт.
– Ну, держись, Санёк!
– сказал гремлин и включил рубильник.
– Как ты там?
– спросил он через некоторое время. Жив?
– Нормально, только смешно, - непонятно ответил Санёк-поэт, покамест не мешай, лады?
– Лады, - ответили гремлин с Даниилом, вышли из гаража и закурили.
Василий с незнакомкой куда-то пропали, перед гаражом на лавочке сидел старик Вынько-Засунько и сурово смолил вонючую "Беломорину".
– Когда моей машиной займемся, а, мастер-ломастер?
– сварливо спросил он.
– Чтобы была, как договаривались, как новенькая! Иначе - суд.
– Будет, - успокоил его Даниил.
– Даже новее новенькой будет.
– Ну, ну...
– неопределенно отозвался дедуля, достал из потертого портфеля какие-то бумаги, и углубился в их изучение. Наверное, готовился к судебному разбирательству.
– Готово!
– донесся из глубины гаража голос поэта-Саньки.
Гремлин отбросил недокуренную сигарету и, кряхтя, выкатил отремонтированный "Бентли" наружу. От повреждений не осталось и следа. Более того, розоватый оттенок кузова стал намного ярче, а на капоте обнаружился изящный лопушок преобразователя Тесла, похожий на женскую ладошку в розовой шелковой перчатке. Дамский, так сказать, вариант.
– Я в нее душу вселил!
– гордо пробаритонил поэт, - Такая женщина, я вам скажу! Мэрилин!
– Как я выгляжу?
– донеся обеспокоенный голосок из розового чуда.
– Мальчики, у меня стрелки на сликах прямые?
Даниил с гремлином переглянулись и плюхнулись на лавочку рядом с пенсионером, который тут же сгреб свои листочки в портфель и тоже изумленно уставился на "Бентли-Мэрилин".
Когда первый шок прошел, гремлин с Даниилом взялись за бампер старого "Москвича" и совместными усилиями впихнули его внутрь обмотки. При этом поэт, уже считавший бутылку Клейна своей вотчиной, грязно ругался, требовал молока за вредность и угрожал вступлением в профсоюз рабочих духов. Наконец все закончилось и Даниил, отдуваясь, включил рубильник. На этот раз поэт помалкивал, видимо, ремонт оказался непростым. Наконец из бутылки донеслось:
– Забирайте вашего урода.
Мастер с подмастерьем направились, было к рубильнику, чтобы выключить ток, но пенсионер прокурорским жестом остановил их.
– Ты давай на совесть делай, а то пырь-мырь - и готово! Со мной этот фокус не пройдет, я вам не олигарх какой, а честный трудящийся пенсионер.
– Санек!
– позвал гремлин.
– Чего еще?
– гукнуло из бутылки.
– Давай дальше, - сказал гремлин.
– Клиент скандалит. Говорит, мало поработали.
– Вот гад, - искренне возмутился дух.
– Ну, ужо ему!
Бутылка снова загудела. Распределительный щит нагрелся, по нему побежали маленькие поверхностные разряды, но изоляция выдержала и, наконец, раздался недовольный голос поэта.
– Все. Больше ничего сделать не могу!
Даниил заглянул в бутылку и обомлел:
Из одностороннего горлышка торчала угловатая корма штурмового танка "Sturmtiger".
Отставной прокурор отлепил от лавочки тощую задницу, осторожно подошел к танку и нежно погладил сваренные "в лапу" толстенные броневые листы.
– Ну, держитесь, гады!
– страшным голосом сказал он, неизвестно кого, имея ввиду. Из танка гулко и железно донеслось:
– Zum Befel, Herr Oberst!
– Gut!
– сказал Вынько-Засунько, сунул в глаз, неизвестно откуда взявшийся монокль, и полез в люк, не забыв прихватить с собой портфель и клюку.
"Sturmtiger" грозно и вонюче заревел, терзая траками нежную обмотку бутылки Клейна, выполз из гаража и тяжело придавив дорогу, уполз, унося в своем стальном чреве пенсионера-прокурора прочь из гаража, города и нашего повествования. Хотя, конечно, такие люди никогда не пропадают, они, увы, возвращаются. И часто на танке.