Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)
Шрифт:
– Иди ты к черту! На календаре – середина лета, а ребенок всё это время торчит в городе.
– А я тебе сколько раз говорил: давай отправим Алиску в лагерь. У нас многие детей отправляют, даже на две смены подряд. И ничего.
– А у нас многие отправляют детей в Египет, – с легким презрением парировала Лера. – Или, на худой конец, в Турцию. И не просто отправляют, а едут туда всей семьей. И, знаешь, тоже получается «ничего».
– Мать, ты чего разошлась-то?
– Потому что мать! Потому и разошлась!
– Па! Я уже этот уровень прошла, а ты проиграл, – поворотилась
Андрей развел руками:
– Не могу, дщерь. Видишь, меня тут мама воспитывает.
Алиска строго посмотрела на мать и безапелляционно заявила:
– Мам, перестань! Или ты думаешь, что папа у нас до сих пор не самостоятельное существо?
– Че-е-го? – в один голос вопросили и удивленно уставились на дитя прибалдевшие родители.
– «Воспитание имеет целью сделать человека самостоятельным существом, то есть существом со свободной волей», – без единой запинки выпалила Алиса из классика. И уточнила: – Гэ Фэ Гегель.
– Жена, срочно тащи градусник. Похоже, дитёныш заболел, – первым отошел от культурного шока Андрей.
– Ничего и не заболел, – обиделась Алиска. – У нас такой плакат в садике, в кабинете у заведующей, у Анны Сергеевны висит.
– Ф-фу, слава Аллаху! Оказывается, нормальный ребенок. А то я уж испугался, что ты на прогулке вундеркиндовский вирус подцепила, – облегченно выдохнул Андрей. – Ну, чего тут у тебя? – поинтересовался он, берясь за наушники и поворачиваясь к компьютеру. – Куда дальше движемся?
И уже через несколько секунд «старый да малый» с воплями стартовали на разбитом большаке деревни Гадюкино, распугивая попадающихся навстречу пейзан и безжалостно давя зазевавшихся кур.
– Вот и поговорили, – раздражённо процедила сквозь зубы Валерия и вышла из детской. Впрочем, на другой результат «переговоров на высшем супружеском уровне» она особо и не рассчитывала…
Сестрорецк,
23 июля 2009 года,
четверг, 23:07
…Вот наконец и завершился этот ужасный день – первый её день, проведенный под неусыпным оком сотрудников милиции. С самого утра и вплоть до шести вечера за Ковелиной всюду, исключая дамскую комнату, хвостиком таскался угрюмый и неразговорчивый Евгений, которого затем сменил придурочный Тарас. У этого увальня пасть, напротив, не захлопывалась ни на секунду, а вдобавок ко всему мент только и делал, что беспардонно раздевал её взглядом. И хотя подобного рода мужское внимание Светлане обычно льстило, ловить на себе восхищенно-похотливый взгляд навязанного милицейского надсмотрщика было крайне неприятно. Самое ужасное, что такая вот жизнь под колпаком, начавшись нынешним утром, чётких перспектив по срокам прекращения не имела. На резонный вопрос Ковелиной: «Как долго будет продолжаться это измывательство?» – следователь Викул лишь пожал неопределенно плечами и ответил коротко и отнюдь не в юридической терминологии: «Как фишка ляжет».
При воспоминании о неприятном разговоре в кабинете следователя, во время
А на самом деле ментам всё уже давно известно?!.. Нет, такой вариант настолько ужасен, что… Что просто не может быть правдой!» Светлана тряхнула головой, словно отгоняя от себя мрачные мысли, и, тяжело вздохнув, принялась раздеваться. Горячая ванна и последующий контрастный душ должны были хоть в какой-то мере компенсировать разочарования и страхи этого четверга.
Она включила воду и, прежде чем забраться в ванну, бросила оценивающий взгляд на собственное отражение в огромном, во всю стену, зеркале. Для своих двадцати шести тело по-прежнему выглядело почти безупречно, и от осознания сего факта настроение у его владелицы несколько улучшилось. Светлана никогда не была ханжой и старалась придерживаться принципа: «Любите свое тело, и оно ответит вам взаимностью». Взбив густую шапку ароматной пены, Ковелина опустилась на фаянсовое дно и чуть ли не с эротическим наслаждением ощутила, как живительная влага, сантиметр за сантиметром, окутывает тело приятным теплом. Она почти застонала от накатившего удовольствия, но тут сквозь шум льющейся воды услышала доносящуюся из комнаты музычку мобильника.
Грязно, слишком грязно для личного секретаря статусной ВИП-персоны, Светлана выругалась и в сомнении задумалась – отвечать или нет? Мобильник продолжал разрываться. Помедлив еще немного, Ковелина все-таки поднялась, потянулась за полотенцем и, завернувшись в него, выбралась из ванны. Оставляя мокрые лужицы на полу, босыми ногами Светлана прошлепала в комнату, включила ночник и в раздражении схватила раскалившуюся вопящую трубку:
– Слушаю.
– Ты что там, трахаешься с кем-то, что ли? – послышался скрипящий, насмешливый голос Батынкова.
– Не твоё дело! – огрызнулась Светлана. «Блин, стоило вылезать ради этого старого козла! Очень опасного, впрочем, старого козла».
– Ошибаешься, золотце. Теперь все твои дела – наши дела… У следователя была?
– Была.
– Что сказала?
– О чем договаривались, то и сказала.
– А больше ничего мне поведать не хочешь?
– А что ещё?
– Вот, к примеру, слышал: охрану к тебе приставили. А ты молчишь, скромничаешь.
– А откуда ты?
– Только что по телевизору сообщили, – хохотнул Кирилл Леонидович. – Смотришь телевизор-то?
– Представь себе, смотрю. Пущин – ваша работа?
– Совсем охренела?! По телефону такие вещи!
– За что вы его? Он ведь всё сделал как надо?
– Светлячок, у меня такое ощущение, что ты перетрудилась. Может, тебе на курорт куда съездить?
– Вот когда деньги, мою долю заплатите, может, и съезжу.
– Ах ты, светлячок-маячок! «Невинный робкий взгляд, святая простота и угловатость девичьего стана, / Куда всё это подевалось, о, Светлана?» – фальшиво-приторно скаламбурил Батынков. К слову, по молодости Кирилл Леонидович баловался стихами.